И не думать о том, чего у тебя никогда не будет.
Такого мужика, например.
То, что случилось один раз…
Пусть новогодним чудом и останется. Пусть так.
Неизвестно, сколько я себя так уговариваю. Может полчаса. Может меньше.
Может, больше.
Но все эти уговоры становятся пустой потерей времени, когда за моей спиной щелкает замок двери.
Моей двери.
И мне, сквозь бешено застучавшее в горле сердце, даже не нужно смотреть в зеркало, чтоб понять, кто закрыл мою дверь на замок.
Изнутри.
10. Когда уговоры не помогают
— Привет, Снегурка, — тихо говорит мой самый сладкий ночной кошмар и приваливается к двери спиной. Точно так же, как я совсем недавно.
И смотрит на меня, испуганную, с красными горящими щеками и встрепанными волосами. Не так смотрит, как до этого, в прихожей и гостиной. А по-другому.
Так, как в нашу первую и единственную ночь. Когда приказывал подойти глупой, попавшейся на горячем воровке.
Воспоминания жгут, и хочется умыться. Прийти в себя.
Моя большущая комната, целых четырнадцать квадратов, отчего-то кажется совсем маленькой. И воздух пропадает. Дышать трудно, больно. И смотреть на него — тоже. Больно.
Но не смотреть — больнее. Потому — смотрю.
И даже, по-моему, подбородок задираю.
Перед тем, как развернуться на пуфике к нему и встать.
Я — прислуга. Хозяин пришел. Надо встать. Так ведь? Грымза учила именно так.
— Тебе идет форма.
Он засовывает ладони в карманы брюк, разглядывает меня. Лениво так. По-хозяйски.
И именно это, этот взгляд победителя, хозяина, и срывает.
Я как-то подбираюсь вся, выпрямляюсь. Сжимаю губы упрямо. И отвечаю на его взгляд. Не с загнанностью овцы, а с достоинством.
Я — никто. Я — прислуга, которую он сам пристроил в родительский дом с определенной целью. И, понятное дело, я под его влиянием. И давлением. И завишу от него.
Но я — не рабыня.
И хватит уже трястись, Сашка!
— Спасибо. Какой-то вопрос, Виктор Евгеньевич?
— Нам… — он медлит, опять смотрит на меня, но с места не двигается. Пока что. — Не удалось поговорить. Можно?
Кивает на кресло возле кровати.
— Конечно.
Сажусь обратно на пуф.
Слегка морщит лоб, видно, рассчитывал, что ближе сяду. На кровать, например. Больше-то некуда.
А вот хер тебе, Виктор Евгеньевич!
Чем дальше от тебя, тем лучше. Проверено горьким опытом.
— Расскажи, как вообще работа. Как первые впечатления?
Тема нейтральная, и я начинаю говорить. Подробно, про собеседование, про то, что грымза меня ловила несколько раз на неточностях с резюме, но вроде все благополучно, хотя ее бы прижать. А то, мало ли, доложит хозяйке, ненужные вопросы будут…
Он еще больше хмурится, кивает. Задает дополнительные вопросы.
Вообще, по мере разговора складывается впечатление, что он реально именно за этим сюда и пришел.
Потому что… Ну, а где ему еще со мной разговаривать? В кабинете? В гостиной, куда в любой момент могут зайти? И когда? Утром? Или сейчас, пока весь дом спит?
Все настолько логично и правильно, что я немного расслабляюсь.
И… Слегка разочаровываюсь. Ловлю себя на этом ощущении и тут же опять даю себе по щеке.
Мысленно.
Реально, Сашка, ты дура какая-то.
Мужик по делу пришел, по работе, а ты себе напридумывала всего, чего только можно…
Смотрит он…
Да он, может, все время так смотрит! Ты же его знаешь-то всего ничего!
Может, это его обычный взгляд, не обязательно в этот момент он про секс думает! Наверняка, даже и не думает!
А ты размечалась, идиотка…
В позу встала.
Приди в себя уже!
Я окончательно успокаиваюсь, и, не реагируя больше на его пронзительный взгляд, увлекаюсь, отвечая на вопросы про мои вылазки в город по распоряжению грымзы, про посторонних людей, и прочее, и прочее.
Потом он сидит пару минут, барабанит пальцами по подлокотнику, словно раздумывает, что дальше делать.
В итоге встает и делает шаг к двери.
Я тут же, как китайский болванчик, подскакиваю с пуфа и иду в том же направлении. Наверно, хочу дверь открыть. Наверно. Хочу. Дверь…
Последняя мысль в голове уже появляется, когда он резко прижимает меня к двери, перехватывает запястья, прихлопывая их одной своей ладонью над головой к деревянному полотну.
Все происходит так быстро, что у меня в мозгах еще вертится слово «дверь» и действие «проводить»…
Настолько это резко и внезапно!
Я испуганно смотрю в его глаза, уже понимая, что обманывалась специально все время. Старалась не видеть в нечитаемом страшном взгляде того, что так явно видно сейчас.
Похоть.
— Яаааа…
Хрен его знает, чего я там пытаюсь выдать. Мозг вертит слово «проводить же…» на разные лады, отказываясь успевать за бешеным зверюгой.
Кроме яканья ничего больше сказать не удается.
Он выдыхает, а вдох уже забирает у меня.
Жадно так, жестко.
Я даже сопротивляться не могу. Хозяин растянул мое тело по всему полотну двери, выгнул в струну под своей массой!
Не двинуться!
И рот запечатывает губами. Не крикнуть!
Да я и не собираюсь кричать. Смысл какой?
Помощь звать? После всего, что у нас было? Да смешно же! И глупо.
И вообще, все глупо.
О чем ты думала, овечка ты тупая? Что он будет выполнять свои обещания? Да с чего бы? Кто ты и кто он?
От оскорбительности и внезапности ситуации неожиданно начинают течь слезы, неконтролируемо.
Он целует, жадно проталкивает язык в мой рот, прикусывает мягкие, несопротивляющиеся губы и не замечает моего состояния. Ему не до того.
Ладонь, большая, жесткая, жадно шарит по телу, задирает форменную юбку, сжимает задницу, коленом Виктор раздвигает мне ноги, резко поднимает вверх, словно насаживая на себя. Мне плохо и страшно.
Это совсем не похоже на тот, первый раз! Совсем! Потому что сейчас я ничего не хочу! Не хочу! А он… Не понимает!
Почему-то в прошлый раз, совершенно не зная его, я хотела. Хотя, ситуация была хуже, гораздо.
