— Но тогда… Тогда я не была твоей… шепчет она мне в губы, испуганно и возбужденно блестя глазами. Лапа уже чувствует, как мне нравится ее близкое соседство, животиком ерзает прямо по твердеющему члену. Ощущает его и мило краснеет.
А меня торкает еще сильнее.
Бляха муха! Я же как только ее не имел за эти несколько дней! Все свои фантазии, какие возникали за все время общения с ней, еще тогда, когда и не думал о том, что вместе будем… Все попробовал!
И тем не менее прет. Каждый раз. И не по одному разу. Никогда у меня такого не случалось, ни с одной бабой.
Интерес обычно заканчивался буквально после ночи секса. Ну, максимум, двух, Это если дама подкованная и не боялась экспериментов.
А здесь словно в кумаре постоянном хожу, сладком дурмане.
Смотрю на нее, не могу перестать.
Глаза сами в ее сторону поворачиваются, руки сами тянутся.
И конца-края этому безумию нет.
С каждым днем только сильнее и сильнее.
Кто бы мне раньше сказал, что так бывает… Ржал над Питером и его зацикленностью на Ладе. Всякие умные вещи задвигал. Дурак… Дурак.
— Ты всегда была моей.
Резко переворачиваю ее на спину, хорошо, что диван широкий, и площадь позволяет. Наваливаюсь, не позволяя двинуться.
Лапа только охнуть успевает.
— Всегда была и будешь.
— Но.
Наклоняюсь и жестко впиваюсь губами в нежную шею, оставляя след на тонкой коже. На самом видном месте.
Лапа моя стонет, пальчики стискивает на плечах, губы кусает. Ей больно, наверно, я не особо нежный. Но эта дрожь, что рождается в теле, явно не от боли. Нет. Моя девочка настолько же ненасытная, как и я. Может, и больше.
Отрываюсь, мягко зализываю укус, смотрю в поплывшие глаза.
— Нет никаких «но», Лап. Твари должны быть наказаны. Твоя Роза всю свою карьеру сделала на таких доверчивых молодых дизайнерах. Из глубинки. Кто их слушать будет? Кто внимание обратит на их вопросы? Никто. Этот выродок со своей мамашей воспользовались твоей наивностью. И сделали. Это не случайно, а специально. Кроме этого на козленке много чего еще веселого. Поверь, я ничего особенного не сделал. Просто немного помог справедливости восторжествовать. Раздвинь ножки, Лап.
— Игорь, Но. Это неправильно, шепчет она, послушно раздвигая ноги и обхватывая ими меня за бедра, неправильно, понимаешь? Ты мне ни слова не сказал… Я же просто так тебе рассказала, если бы знала, то никогда.
— Ты маленькая дурочка, Лап, хриплю я, приподнимаясь, чтоб стащить с нее трусики и провести контрольно пальцами по уже влажной промежности… Ух, кайф какой! Отзывчивая моя девочка! неважно, как я узнал. Важен результат. Они бы все равно доигрались. Я только чуть помог. Дай свою ладошку… Вот так… Сюда.
Голос еще больше хрипит, когда тонкие пальчики смыкаются на члене и начинают водить вверх и вниз. Смотрю то на эту офигенно возбуждающую картину, то на стеснительно краснеющую лисичку, и, наверно, эта картина даже еще более возбуждающая.
Словно у нас все в первый раз, и я мою девочку приручаю, ввожу в мир большого секса. В какой-то степени, Это так и есть.
Не хочу думать, что с нею делал этот гондон, потому что, судя по ее неопытности, вообще ничего.
Идиот. Быть рядом с такой зажигалочкой и не вообще не пользоваться!
Хотя… Именно за. Это я и должен бы его поблагодарить.
Ну так я и поблагодарил. Придурок остался жить, эти ли не лучшая благодарность?
— Игорь… Но. Это же страшно, понимаешь? Я теперь буду бояться тебе что-то говорить… А вдруг ты решишь найти того двоечника, что меня по голове портфелем лупил, и наказать его?
Она выпускает мой член и пытается выползти из-под меня. Обидно немного, но, в принципе, я и так чуть не кончил, от одних только пальчиков нежных… Так что, наверно, даже и хорошо. Теперь поиграем подольше.
— Как его зовут, ты говоришь? одновременно с вопросом я резко двигаю бедрами, попадая в свой персональный, влажный, горячий и тугой рай. Ох, да-а-а.
Отдельное удовольствие доставляют ее испуганно распахнувшиеся глаза.
Лапа не понимает, шучу я сейчас или на полном серьезе именем ее школьного обидчика интересуюсь, а я не собираюсь пояснять. Какие пояснения, когда она от испуга так сжимается, что чуть не кончаю сразу же!
— Ты… Ты… Ай.
Она не может ничего больше сказать, потому что я не выдерживаю интриги и начинаю двигаться. Неторопливо, враскачку, нежно-плавно, Но обязательно, как в танце, с жестким и четким финальным аккордом.
Она от каждого моего толчка ахает, еще пару секунд силится удержать сознание и мысли, Но затем я побеждаю. И моя невеста больше не способна на возражения, выяснение отношений и возможную месть.
Ложусь на нее, хрупкую и тонкую, полностью, сжимаю, полностью обездвиживая, чтоб никакой инициативы, никаких лишний телодвижений. Никаких лишних мыслей.
Она права в своих сомнениях. Я все про себя знаю. И про то, что чертов параноик и слегка маньяк тоже. И, наверно, если перемкнет, то и имя ее обидчика школьного выясню.
Но. Это осознание не мешает мне делать то, что я считаю нужным.
Она моя. Никто и никогда не сможет сделать плохо ей. По крайней мере, пока я живой.
Да и тут есть варианты.
Всегда есть варианты.
28. Беркут
Чертов сон, где беркут падает на меня с высоты, тяжелым камнем… Падает и почему-то прямо на грудь… И я почти задыхаюсь во сне. И гудит в ушах.
— Лап, зову Иру, потому что слышу сквозь сон, как звонят в дверь.
Хлопаю по краю дивана ладонью. Лапы нет рядом. Вспоминаю, что было.
Ульяна приходила. Соседка. Грубо раком… Насвистела моей девочке всякого дерьма. Потом я Лапу успокаивал. Потом мы уснули.
А потом Лапа встала и что-то сказала… Не помню уже, что-то по поводу соседки. То ли она забыла у нас какую-то хрень, то ли Лапа ей обещала зайти, я сквозь сон не понял. Вырубился только опять и все.
Ошибка. Моя блядская ошибка.
Понимание этого приходит сразу.
Звонок звенит, а у меня по телу дрожь.
Встаю.
Ощущение, что все упустил, бьет по нервам. Словно ничего не сделаешь, поздно, кожей ощущаю опасность. Словно зверь, живу инстинктами.
И сейчас они вопят.
Иры в квартире нет, звонок орет, колоколом по башке: «Беда, беда, беда».
Иду, как спал, в одних спортивках, к двери. Глазок закрыт снаружи.
Сука, Это оно.
И оружия нет.
Открываю дверь. Да и нахрен оружие. Там Ира. Все самое важное там.
