О как… Возмущается… Тоже возмутиться, что ли?
— Да иди ты нахер! возмущаюсь я. Ей что, пятнадцать, чтобы вы так беспокоились?
— Ты что… Трахаешь нашу Ириску? доходит, наконец, до Питера очевидная вещь.
— Вашу? усмехаюсь я. Ты себя слышал? То есть, тебе мало Лады и трех детей, тебе еще и мою… Лапочку подавай?
— Твою? уже охреневает Питер, твою же ж мать! Игореха, если ты поиграть вздумал, то я тебя, сука, порву. Ты хоть представляешь, с кем замутил?! Она же ребенок!
— Серьезно? усмехаюсь я, наблюдая, как Лапочка хмурится и прислушивается.
— Петр Григорьевич? Тихо спрашивает она, выкладывая мой завтрак на тарелку.
— Ага, Петр Григорьевич, усмешливо протягиваю я. Потерял, удочерить тебя вздумал.
— Дай ей трубку! уже орет Питер.
Какой несдержанный.
Мне так нравится его бесить. Когда еще такой шанс представится?
— А я вот не хочу, чтобы моя девушка с женатыми мужиками общалась и вообще с мужиками, так что ты в пролете, Алексеев!
Петя куда-то сваливает, в трубке очень строгий женский голос Лады Леонидовны:
— Игорь, я могу поговорить с Ирой?
Это уже не интересно. Тут я не могу ничего сделать.
— Да, конечно, протягиваю я трубку Лапочке. Меня ждет горячая, аппетитная, соблазнительная яичница.
Лапочка очень переживает.
Здоровается, нервно накручивает на палец локон густых рыжих волос. Подкусывает губку.
Соблазн.
Вот так она будет общаться со мной. Только я еще хочу, чтобы краснела, глаза блестели невинно и развратно. Осталось немного, Лада Леонидовна вместе с моим дружбаном Питером скоро свалят за горизонт, я останусь у нее один. Я хочу этого, быть единственным на все случаи жизни. И я не хуже Лады буду хлопотать о ее здоровье и благополучии. Точнее сказать, намного лучше смогу позаботиться, потому что не оставлю одну.
— Нет, все нормально. Нет, не болею. В Москве, да… Лапа сильно краснеет, ей очень неудобно и стыдно, да с ним… В его квартире. Я не знаю, да … Наверно, мы пара, он не говорил.
Я перестаю есть и внимательно смотрю на Иру.
Она совсем потерялась. Ее нельзя оставлять одну в таких ситуациях.
— Мы распишемся! кричу я.
Ира в ступоре, смотрит на меня, открыв рот. Затем, улыбается несмело, удивляется, опять теряется.
Потом резко трубку к уху прикладывает:
— Да, Петр, Григорьевич. Нет, он не демон. А-а-а, ник, прозвище. Я не знала… Простите, простите.
Я тянусь к ней и отбираю трубку.
— А ты не охуел, Питер?! Тебе какое дело?! цежу я, чувствуя, как тонкие ручки обвивают сзади и Лапочка кладет голову мне на спину. Подтягиваю к губам ее нежные пальцы.
— Игореха, давай начистоту. Мы хотели ее забрать к себе… бубнит раздраженно Питер, недовольный тем, что что-то вышло из-под его контроля.
— Питер, я тебе серьезно говорю, отвяньте со своей опекой, вы проштрафились, у вас свои дела, у нас свои, уже более спокойно и миролюбиво отвечаю я, легкие пальчики на щеке действуют успокаивающе.
— Игорь, дай слово, что не обидишь, тоже миролюбивей гораздо вздыхает он. Ты просто не знаешь, что. Это за человек.
— Знаю, твердо отвечаю я, поглаживая тонкие запястья своей женщины, той единственной, которую обычно все ищут и редко кто находит.
— Богдан скучает по ней, она же его вторая мать. Знаешь, сколько моей Ладе помогала. Блядь, у них даже денег не было одежду купить, Ира все им шила из тряпья. Мы переживаем за нее.
— Зря.
— Да… Вот я не ожидал… Ладно… Приезжайте к нам.
— Ага, рванули. Только разгребем кой-какие дела.
— Какие еще дела? тут же встает в стойку Питер. А вот. Это не очень хорошо.
— Свои личные, нам вышивальную машину еще покупать.
— Понятно, говорит спокойно, Но заметно, что насторожился. Не хватало еще, чтоб полез.
— У нас все в порядке, на свадьбу пригласим. Иди, подгузники меняй, смеюсь я и отключаю звонок.
— Ты у нас Демон, ласкается ко мне Лапушка. Ледяной Демон.
— А ты Fair Fox. И я сказал правду, от меня не денешься никуда, распишемся и купим твою машину.
Прерывистый вздох, руки крепче обвиваются вокруг шеи.
А я кайфую.
В том числе и потому, что решение принято. Есть определенность.
Все, Игорь Ольгович, совершил ты переворот в своей жизни. Сделал то, чего боялся всегда. Лишил себя свободы. Но, глядя в эти бездонные карие глаза, я понимаю, что та свобода, что уже утеряна, не имеет ценности без нее, моей Лапочки. Я готов вечно смотреть на пламя ее волос. И я хочу ее, не только физически. Просто хочу ее в свою жизнь. Мне не потребуется кидать мячи часами. Я буду смотреть, как она вышивает.
14. Когда меняются приоритеты
— Так… Рыбки, рыбки… Серебристые такие… А если так? Оп!
Я шустро ловлю на экране прыгающих в пруду серебристых рыбок, и каждая, оказывается, Это дополнительные ачивки! Ну, вот кто бы мог знать? Игра новая, прохожу я ее в первый раз, потому сейчас меня смотрят практически девяносто процентов моих подписчиков на Твиче. Смотрю сбоку на чат, там вопли:
«Блядь».
«Демон ты лучший!»
«Нихера нет в правилах этого! Как ты допер?»
— Да кто его знает… философски отвечаю в микрофон, первый раз мимо прошел, ебнулся на третьей минуте… А тут… Погнали дальше.
На стриме меня не видно, я не люблю светить рожей, Но зато слышно, этого достаточно для тех, кто любит такие вещи. Не сказать, что я сильно эмоциональный, другим беру.
Краем глаза смотрю, как Лапа, сосредоточенно хмурясь, ушивает мою футболку. Или перешивает?
Короче говоря, что-то там с ней делает. Натянула себе на колени футболку, и только рыжая макушка торчит. И мне, честно говоря, похер на то, что она делает, главное, чтоб рядом. И делала.
Губка закушена, глаза такие серьезные.
Для Лапы есть шикарный графический планшет со стилусом. Сейчас свои важные дела закончу и порадую ее. Хочу видеть, как светятся глаза, как восторженно она реагирует.
А пока тихо сидит. Идеальная женщина!
Хочется опять ее в постель утащить. Интересно, как там у нее дела? В смысле, натертости немного спала или нет? Потому что минет, Это клево, тут без вопросов, Но хочется пока что просто в нее член вгонять, грубо и сильно, так, чтоб вся тряслась, что слезы из глаз, и щеки красные от возбуждения.
Аааа, бля!
Результатом моего краткого восторга Лапой становится потеря одной жизни персом. Наступил, сука, на мину-ловушку.
