– Идиотка! Как тебе в голову пришло избегать собственных снов! Ты свихнуться хочешь?! – я больше слушала звуки, чем реальные слова, пока он не схватил меня за плечи и не принялся трясти словно грушу в надежде на яблоко. Или как там правильно? Голова болела всё сильнее.
– Не ори на меня, не видишь, я плохо себя чувствую после того, как умерла, – наконец нашла я в себе силы, пытаясь отцепить его руки. Но он только взвыл от злости и затряс меня сильнее – отвратительный тип.
– Ты должна прекратить убивать в себе сноходца! – наконец заявил он. – И раз ты такая упрямая, я на ближайшие пару месяцев возьму над тобой шефство и лично проконтролирую твои сны.
Вот тут-то я очнулась и даже запоздало испугалась.
– Эй, ты же кошмареныш, это что, мне сплошь кошмары видеть два месяца? – возмутилась я.
Вест криво усмехнулся.
– Сама виновата, – заявил он. – «Кошмарёныш». Скажешь тоже. И потом, не все кошмары вот такие, как ты со своим Андреем проживаешь. Как насчет вызова к доске, когда ты не готова?
Я вздрогнула.
– Не, это даже хуже! Может, уплывать от акул в теплом-теплом море? – взмолилась я. Кажется, зря я его обозвала кошмарёнышем, он и впрямь может устроить мне веселенькую жизнь.
– Я подумаю, – важно ответил Вест.
И что-то словно дернуло меня за язык.
– Думаешь, Кошмарыч хочет, чтобы я была его ученицей, потому что ему не хватает учеников для создания всеобщего хаоса?
Вест глянул на меня с жалостью.
– Если он и хочет взять тебя в ученицы, так это чтоб ты не убилась, или хотя бы сделала это правильно, – ответил он. – В глубине души Константин Константинович добряк каких мало. Но ты и так должна была это понять. По-настоящему хорошие кошмары у злодеев не выходят. Они много времени уделяют своей роли в них.
– Думаешь, эти сны Андрея – это его собственное детище? – вот я и задала давно мучивший меня вопрос.
– Он не выглядит злодеем, – нехотя ответил Вест, – И сны у него очень яркие и разнообразные. Вот если бы он был морфом, можно было бы понять. А так – они явно кем-то насланы, но у нас в Университете ежегодно довольно много выпускников, может быть любой. И не обязательно мастер кошмаров.
Да уж, это не слишком вдохновляло…
– Да ты не куксись раньше времени, разберемся мы с твоим сном, – не очень уверенно попытался утешить меня Вестмунд. – Лишь бы этот сновидец не успел привязаться к тебе настолько, чтобы вытягивать даже без привязки к кошмарам. Тогда ты запросто погибнешь в его сне по-настоящему для снов.
Звучало это безумно, но я знала, что это правда. А еще я знала, что его предупреждение сильно запоздало. И не только для Андрея. Я и сама порядком привыкла к этому сновидцу и его кошмарам. Да, звучит еще глупее, но такое иногда случается, вот и со мной случилось. И оставалось только молчать об этом и прятаться за спиной Веста или мастера и надеяться то ли никогда больше не увидеть этого Андрея и всю ту гадость, что ему снится, то ли напротив, чтобы поскорее снова попасть туда.
– Жюль прав, – неожиданно прервал мои размышления Вест. – Ты становишься прозрачной. Слишком часто умираешь в одних и тех же снах. Ты еще не специалист уровня Кощея, чтобы позволить себе такое.
Я немедленно посмотрела на руки. То ли Вест был прав, то ли дело в мнительности, но выглядели они и впрямь словно более блеклыми. Нужно было что-то делать со всей этой историей, и мне совсем не помогало упоминание Веста о том, что Андрей мог бы стать морфом, судя по виду и яркости его снов. Ведь что может быть проще того, чтобы вытащить его в Университет и помочь поступить. Можно даже остаться на второй год, и учиться вместе с ним…
– Не знаю, о каких глупостях ты думаешь, но немедленно прекрати, – прервал мои мечты гадкий Вест, так некстати внимательный к моей скорбной физиономии.
– Чего сразу глупости, – буркнула я, отчаянно краснея. – Я умные вещи думаю.
– Да ладно, – фыркнул Вест. – Поделишься?
– Легко, – мною овладело неожиданное вдохновение. – Раз Андрей как-то вытаскивает меня в свои сны, и я из-за его уверенности в мою смерть могу умереть для снов, то это может сыграть и в мою пользу. Если он будет уверен, что попрощался со мной, то он больше не увидит снов со мной, так?
Вест вытаращился так, что мне стало неудобно. Я вдруг вспомнила, что мы стоим в коридоре и тут иногда ходят люди. Опять же, кабинет черного рыцаря в нескольких шагах.
– Что?! – не выдержала я этого пристального разглядывания.
– Да пытаюсь понять, как устроена твоя голова, что совершенная глупость так гармонично уживается с практически гениальностью, – ответил наконец Вест.
Вот в этом весь Вест. Не может не оскорбить за здорово живешь.
– Сейчас-то что – глупость или наоборот? – осторожно уточнила я. А то мало ли, обрадуюсь и опять огорчусь. Уж лучше уточнить.
– Это гениально, Оль, – ласково ответил Вест. – Только просто так я тебя туда всё равно не отпущу, тебе надо снова стать как можно материальнее тут, во снах. Хоть это и довольно странно звучит.
Я села на пол и вытянула ноги. Вест, ничего не спрашивая и не возмущаясь, уселся рядом.
– А если всё-таки не сработает, и я исчезну из мира снов и перестану их видеть? – я не хотела говорить это вслух. Вроде как пока молчишь, оно и точно не сбудется. Но не удержалась.
Вест некоторое время молчал. Только губами шевелил, словно катал во рту леденец. Я искоса смотрела на него и видела это. Может, и у него были для меня не те слова, что хотелось произносить вслух. Я уже даже собиралась крикнуть, чтобы он молчал, что так будет лучше, но в этот момент он заговорил.
– Я буду смотреть сны про тебя, – совершенно спокойно произнес он. – Столько, сколько понадобится для того, чтобы и ты увидела сон про то, как я вижу сон про тебя.
Пожалуй, это было совсем не то, что я готова была услышать. И при этом он выглядел спокойным, словно в этом ничего такого не было.
Я хотела спросить, зачем, хотела напомнить ему, что терпеть его не могу и его мастера тоже, но, видимо, кто-то сжалился надо мной и над ним. Я просто проснулась.
Я лежала не шевелясь так долго, что собирающийся на работу отец заглянул в комнату.
– Хандришь? – деловито спросил он, ловко затягивая галстук.
– Ага, – я снова уставилась в потолок. Взрослым такие вещи не понять. Если ты не болен или не голоден, то с тобой толком и говорить не о чем. А грусть и вовсе кажется им глупостью. Они тут же начинают рассказывать, как сами грустили из-за чего-то такого же давным-давно и совсем напрасно. Другое дело их проблемы сейчас!
И можно сколько угодно объяснять, что у тебя тоже на данный момент самое взаправдашнее «сейчас» и других пока не предвидится!
Отец замер в проеме двери, словно что-то раздумывая. Потом посмотрел на часы и снова на меня. И вдруг прошел в комнату и распахнул шторы. Я поскорее зажмурилась, но так рано утром за окном еще стояли серые сумерки.
