Ну и тот психологический тест, к которому я с таким пренебрежением отнеслась в самом начале. Вопросы и впрямь не имели большого значения. Кроме парочки. Но об этом позже. Нет, важное было другое – водя ручкой по бумаге, я сама связывала свой язык и память так, чтобы не проговориться даже случайно. Сноходцы тщательно берегут свои тайны. Конечно, массовка во снах – это еще не все. Странно было бы, если бы это было самым главным.
Паша, не боясь – теперь я это прекрасно понимала! – что я проговорюсь, с удовольствием приоткрывал мне дверь в этот мир. Но всем своим видом давал понять, что мне максимум светит жалко постоять на пороге, завидуя жгучей завистью тем, другим. Тем, кто создавал эти сны, управлял ими.
– Вообще некоторые так легко и много играют во снах, что их начинают приглашать на более серьезные роли, – пояснил Паша, когда мы ехали на велосипедах мимо очередного светящегося мужчины. – Например, вот мы сейчас проедем спокойно, а за нами поедет Ника, и вот её этот сновидец зарубит.
– Чего? – я чуть было не упала с велосипеда и оглянулась на этого типа. Выглядел он совершенно безобидно. Таких тысячи по городу ходят.
– На дорогу смотри, – прошипел Паша, но выглядел довольным. Наверное, рад был, что я хоть как-то эмоции проявила. Знаю я таких, не замечаешь их фокусы, так их кожи вон лезут, чтобы это изменить. У меня так одноклассник из окна стол выкинул – классную хотел поразить. – Он может и в жизни мухи не обидит, а в снах мы за себя не отвечаем.
Хотела возразить, но вовремя прикусила язык. Вспомнила, что совсем недавно перед экзаменами на почве стресса и недосыпания видела сон, где садовой лопаткой закапываю живьем небольшой отряд вражеской армии.
– Вот именно, – похоже, мои мысли не были для Паши секретом. Или он и сам имел рыльце в пуху. – Вот сны про космос, приключения с инопланетными чудовищами, или необходимость изображать кого-то из хороших знакомых человека, но с незнакомыми повадками – такое уже на ненаученного человека не сбросишь.
– Ты еще скажи, что есть школа специальная для таких сноходцев. – я скосила взгляд – обидно, между прочим, торчать в толпе на вершине Эйфелевой башни и не иметь возможность подойти ближе. Но светящаяся девушка заняла самое удобное место и теперь с восторженным попискиванием любовалась кольцом, подаренным ей коленопреклоненным теперь уже женихом.
– Если есть чему учиться, то есть и где, – туманно ответил Паша. – Но нет смысла просто так обсуждать то, что не удастся даже увидеть.
Я лично считаю, что именно с этого всё и началось.
Если бы он рассказал мне о Университете так же, как до этого рассказывал о всем прочем, я повздыхала бы, помучилась черной завистью, ну и забыла бы потом. Много, знаете ли, не позавидуешь, иначе всё время на это уйдет. Я многое не умею. Танцевать как балерина, стрелять как снайпер и петь. Но это не повод сидеть и истекать завистью. Вот и этот университет я бы восприняла как еще одно прекрасное место, куда мне не суждено попасть просто потому что мои мечты лежат в другой плоскости. Я легко сумела бы себя уговорить, что нельзя быть одновременно журналистов и сноходцем, а быть журналистом я хотела куда дольше. Да и убеждать себя умела с самого детства похлеще, чем Йода: «это дорогущее платье не хочешь ты».
Но Паша просто замолчал с таким таинственным видом, что во мне поднялась злость, и я пообещала себе обязательно узнать об этом Университете и при первой возможности попасть в него. Чего бы то мне ни стоило. Я человек азартный, и при этом стараюсь слов на ветер не бросать. Так что меня ждало непростое приключение.
Разумеется, ничего этого своему куратору я говорить не собиралась. В конце концов, у меня было полно времени.
Мы попрощались после импровизированного ужина в очередном сне, где даже потолок, казалось, давил на всех присутствующих. Если я правильно поняла аналогию, тот сон снился какому-то моему соотечественнику, заснувшему в самое нежелательное время для этого – на закате. Сны в это время снились тяжелые и муторные, смысла в них особого не было, но почти всегда было чем перекусить.
Рассказывать что-то о своих планах я не стала. Во-первых, вообще не люблю рассказывать о том, что еще не сделано – считайте меня суеверной, но дело обстоит именно так. Во-вторых, я слишком мало знаю о возможностях кураторов, и не хотела давать ему лишний шанс помешать мне. Сначала я хотела убедиться, что смогу увидеть его во сне, когда сама этого захочу.
Честно говоря, сомневалась, что получится хоть что-то – проведя весь день в чужих снах, я вроде бы и устала, и в то же время чувствовала себя совершенно выспавшийся. Но попытка не пытка – и я легла в постель, плотно сжала веки и попыталась представить перед собой куратора. Вместо Паши перед глазами вставала пустая комната, словно этот зловредный тип не желал появляться. Впрочем, не удивлюсь, если так оно и было.
Я открыла глаза и пошлепала на кухню попить. Казалось, я даже не засыпала еще, но за окном было темно, и только редкие оранжевые фонари озаряли эту чернильную муть.
«Ну погоди, – я неожиданно разозлилась. – Ты ведь не единственный куратор, верно? Вот и поглядим, кто мне сможет рассказать больше!»
Я снова легла и закрыла глаза. Но теперь пытаясь представить куратора для волонтерской службы. Мне же нужно пройти её идеально. Разве нет? Хорошие характеристики еще никому не помешали.
Та же комната больше не была пустой. Сначала в ней появился манекен в одежде вроде той, что была на Паше. Я даже подошла и потрогала руку – пластик. Холодный и неестественно бледный. Но стоило мне снова отойти, как манекен словно начал обрастать жизнью. Нет-нет, я в курсе, что так не говорят, но как иначе назвать то, что пластик пошел рябью становясь кожей, причем даже мельчайшие родинки принадлежали конкретному человеку, незнакомцу. Которого я еще никогда не видела. Впрочем, вскоре рубашка округлилась на груди, а черные вьющиеся волосы спустились ниже плеч, и я решила, что всё-таки не незнакомец, а незнакомка.
Девушка открыла выпуклые бледно-голубые глаза и восхищенно завертела головой.
– Импровизированный призыв, – оценила она. – Круто. Ты какой курс закончила?
– Никакой. – я насладилась её удивлением, затем добавила прежде, чем она встала, чтобы перепрыгнуть в другую локацию. – Я волонтер. На лето.
– Ого, – она сразу расслабилась и поудобнее растеклась по креслу, сложив ноги на подлокотник. – И кто твой куратор?
– Он назвался Пашей, – осторожно произнесла я, не уверенная, что правильно делаю, что сдаю куратора. Может, сейчас ему сообщат о моей самодеятельности, а вдруг так делать нельзя? И всё, плакала моя волонтерская служба.
– Ну всё. Он допрыгался! – похоже, я была права. – Этот фокус нельзя показывать чужим.
– Вообще-то он мне ничего не показывал, – гостья перестала мне нравиться. Да и вот это пренебрежительное «чужим» тоже совсем не понравилось. Надо же, какие они все снобы. Сами небось недавно такими же были. – Он вообще ничего мне толком не рассказывал, так, таскал из сна в сон до вечера, вот я и захотела узнать поподробнее обо всем. А он не явился.
