Васька склонила голову, показывая, что слушает.
– Я не специально, – продолжила я. – Но я еще обидела одного мальчика. Тоже нечаянно, пожалуй. И вот не знаю, как извиниться.
– Никак, – предположила Света. – А что? Мальчишки сами сто раз обидят и не извинятся. И вообще, загордится еще. С ними так нельзя.
С такой точки зрения я не рассматривала. Я вообще сказала «мальчика», потому что не могла же назвать Жюля по имени, нет?
– Мальчики не извиняются, это точно, они странные, – согласилась Васька. – А что за мальчик?
– Да так, – я решила немного схитрить. – Ерунда. Я другое хотела сказать. Мне одна подружка, вы её не знаете, не из нашей школы, комплимент сделала, а я думала, она смеется, обозвала её и сбежала.
Мне пришлось остановится, потому что и Светка, и Васька замерли с открытыми ртами.
– Вот ты чудила, – наконец отмерла Васька. – Это же обычное дело. Или она раньше над тобой смеялась?
Я подумала о Жюле и его мягкой улыбке, и помотала головой.
– Значит, извинись и поблагодари, – почти что приказала Васька, ускоряя шаг. К школе мы добрались практически бегом.
– А если бы такое произошло с мальчиком? – уточнила я и поспешно открестилась от новых вопросов. – Просто на всякий случай узнаю.
– Мальчишкам постоянно что-то надо, просто так они хорошего не делают, – отрубила Васька и направилась в раздевалку. Надо же, и это их мальчиков считаем странными…
– Тебе снова кто-то нравится? – прошептала Света с самым загадочным видом. Я отмахнулась. Причем тут это, в самом деле.
Для себя я решила, что поступлю как советовала Васька. Только ненадолго забуду, что Жюль из племени этих странных мальчишек, которые что-то хорошее делают только для каких-то своих непонятных целей. Представлю на его месте девочку. Ваську ту же. И извинюсь.
Я специально легла спать пораньше, решив не дожидаться конца уроков. Конечно, мало шансов, что Жюль в это время окажется в нашей комнате, но…
Он был там.
Дремал на диване, обхватил обеими руками наш электронный будильник, который мигал призывным «Пора мириться».
Я села рядом. Жюль заворочался, крепче прижимая к себе будильник, но не проснулся.
– Спать во сне – очень странно, – заявила я, дергая его за челку. – Я тут подумала и решила, что ты должен знать. Это ты красивый. И извини.
Вот я и успела. Выпалила это всё, пока Жюль пытался проморгаться – не мои проблемы, что он так долго просыпается!
– О, – Жюль уставился на меня, а потом на будильник. Тот всё ещё мигал той же надписью. – А я хотел тебе присниться. Но никак не получалось. Я собирался тоже извиниться.
– Ты-то зачем? – я обрадовалась, что успела первая. Вот приснился бы он мне и давай извиняться – я бы вообще перестала что-либо понимать!
– Папа говорит, что лучше извиниться, когда не знаешь, в чем виноват, чем из-за молчания так это никогда и не узнать, – торжественно заявил Жюль и, прежде, чем я успела смутиться, предложил: – А теперь, раз мы квиты, как насчет рассказать, где ты пропадала?
– Точно! – я никогда бы не сказала Жюлю, как благодарна ему за эту смену темы, но надеялась, что он и сам догадается. – У нас же идет практика и какая!
Наконец-то я могла рассказать всё и не бояться, что меня неправильно поймут. Почему-то Жюль быстро стал для меня тем человеком, который просто обязан был все понимать правильно.
– Страсти какие, – Жюль обнял себя руками. – Бедная. А я ведь только успел пожалеть, что учусь на теории, а не на практике.
Удивительно, обычно, когда меня жалели, я или злилась, или тоже начинала с полной самоотдачей жалеть себя и просто тонула в слезах и соплях. Но вот меня пожалел Жюль, и всё, что мне хочется сделать – это доказать ему, что всё совсем не так плохо.
– Интересно, младенцем тоже могут сделать? – расхрабрилась я настолько, что вчерашнее приключение больше не казалось мне мрачным. Если подумать, куда печальнее было Анне Васильевне – ей предстояло стать мной, а потом вернуться.
– Совсем крошкой – нет, – отозвался Жюль. – Их на четвертом курсе придумывают теоретики. Говорят, любимый факультатив девочек. Наконструируют хорошеньких как ангелочки малышей, а потом повально сны с ними идут.
– Это даже хорошо, – рассеянно ответила я, думая о своем. Отчего-то я почувствовала усталость, словно весь день таскала мешки. В некотором роде так и было – этот груз вины и впрямь лежал на моих плечах.
– Пора на уроки, – сообщил Жюль, кивком указывая на будильник. – Не пропадай больше.
– Я постараюсь, – пообещала я ему, и шагнула в класс.
Все словно ждали одну меня. Хотя почему «словно»? Судя по всему, так оно и было. Вся группа прошла этот этап практики, и осталась только я со своим сном и Анной Васильевной. С смешанным чувством я наблюдала за тем, как кисточка Картины Георгиевны смывает с лица старушки морщины, выпрямляет и истончает пальцы, как она становится прямее, а её легкие как пух волосы оборачиваются длинной тяжелой косой.
А потом мои руки словно сами махнули сложным узором, я лишь мгновение чувствовала под пальцами словно теплую струю воздуха, и Анна Васильевна исчезла.
Все зашевелились, и только сейчас я поняла, что никто не дышал, пока не завершила переход моего двойника. Сергей начал негромко рассказывать, как Аня напугала сестру Джейн, поведя себя совсем не так, как та, но в последний момент сообразив, как всё исправить. Она заставила свои наложенные черты «потечь», отчего в её оценке преобладали багровый и бурый цвета. Аня во время этого рассказа сидела с непроницаемым лицом, но я чувствовала, что своей выходкой она довольна.
Я же только собиралась спросить, о каких оценках идет речь, когда Картина Георгиевна положила передо мной значок. Снова раскрытый зонтик, на котором преобладали светло-синий и темно-розовый цвета.
– Легкая грусть и нежность, – пояснила ректор в ответ на мой немой вопрос. – Довольно редкое сочетание. Даже жалко…
– Что жалко? – я прикрепила уже второй свой значок на одежду. Наверное, стоит завести для этого специальную ленту или что-то вроде того. Превращаться во второго рыцаря мне не улыбалось.
– Жалко, что редкое сочетание, – неожиданно резко ответила Картина Георгиевна и, смягчая свой ответ, улыбнулась. – Это очень хороший тип снов. Тот самый, про который говорят, что проснулся новым человеком. И твоя подруга проснулась с этим настроем, и супруг Анны Васильевны. Поэтому я не снизила оценку за то, что ты приснилась не той, которой собиралась.
Кажется, я покраснела. С другой стороны, а почему я надеялась, что никто этого не вспомнит? Учителя часто видят куда больше, чем нам кажется. Видимо, во снах ситуация такая же.
Пока я пыталась перестать так откровенно сдавать себя и вернуть себе наконец нормальный цвет лица, рядом с нами снова появилась Анна Васильевна. Она выглядела чуть задумчивой, но не плакала. Наверное, до слез умудрилась довести себя только я. Ох, как стыдно-то!
