– Это, – я не заметила, что уже держу карты обеими руками, словно их могли отобрать. – Я беру их.
Кир кивнул, и меня словно потащило куда-то, словно я стояла на скользящей по полу доске. Но готова поспорить, что для других я исчезла, как и прочие счастливцы.
Я рефлекторно зажмурилась и позволила себе открыть глаза только когда мой невидимый транспорт остановился. Просто уже заметила, что переходить из сна в сон лучше с закрытыми глазами. Совершенно пустое пространство новенького сна, отданного на растерзание нам с незнакомкой или незнакомцем, под моим взглядом сузилось до размеров довольно большой комнаты-мыльного пузыря. Ничего не могу поделать, бесконечные пространства меня пугают.
– Как ты это сделала? – раздался полный любопытства голос за спиной, и я печально вздохнула. По голосу не оставалось ни одного шанса, что мне придется делить комнату с девчонкой. Да что там говорить, я была согласна даже на разброс от Ани до Анны Васильевны. Мальчишки – они же совершенно не такие, их не поймешь, хоть в голову залезай.
– Я не люблю бесконечных пространств, – пояснила я, поворачиваясь. Знакомиться всё равно придется. Но я тут же поняла, что лучше бы я этого не делала. Мальчишки сами по себе народ сложный, а этот… он был невероятно красив. Как дурацкая картинка с принцами или рыцарями. Живой человек просто не имеет права быть таким! Это раздражает. Особенно парень.
Я с большим трудом закрыла рот и без особой надежды попыталась поверить, будто не выглядела сейчас как пыльным мешком стукнутая. Но это вряд ли.
Так что ничего удивительного не было в том, что я заочно возненавидела этого морфа. Любить таких можно только на пресловутых картинках, в жизни же хочется находиться от них как можно дальше. Во-первых, такие красавчики обычно прекрасно знают о своей внешности и с другими общаются соответствующе, во-вторых… Во-вторых, рядом с ними все остальные тоже начинают понимать многое о своей внешности, чего раньше может и не замечали.
На что уж меня моя внешность устраивает чуть больше, чем полностью, но именно сейчас я поняла, что нос у меня чуть длинноват, а уши не такой аккуратной формы, какой могли бы быть, предатели.
– Привет, я Жюль, – теоретик не дал мне времени как следует погрузиться в пучину ненависти и протянул руку. – Тебе правда понравились мои карты?
Конечно, всё не могло закончиться так просто!
– Ты француз? – с подозрением спросила я, хотя мы уже давно поняли в своей группе, что такие вопросы на грани приличий.
Жюль же вместо того, чтобы возмутиться, очаровательно улыбнулся и кивнул. Да, мое времяпровождение в этой комнате будет напоминать средневековую пытку.
– А я Ольга, – наконец преставилась я, игнорируя протянутую руку. В конце концов, с девушками и не здороваются за руку.
Жюль ничуть не расстроился, просто сел на… на… на пространство и уставился на меня своими великолепными глазищами, готовый наблюдать, как я буду «творить магию». Почему-то я представила это именно так.
– Крибле-крабле-бумс, – заявила я, пристально глядя на карту с диванчиком. И словно волшебные слова подействовали, но не на карту, а на меня. Вдруг стало стыдно. Вот чего я взъелась на этого Жюля? Просто из зависти что ли? Вон какие вещи он рисует, а ведь тоже только-только учиться начал.
С негромким треском диван встал на середину пузыря. Я прямо залюбовалась. Вроде бы и не совсем сама делала, но удовольствие от хорошо проделанной работы присутствовало.
– О-о! – похоже, у Жюля было схожее ощущение. Интересно, как люди попадали в теоретики? Это же всё удовольствие от снов теряется – сплошь расчеты и карты, сонники и предсказания.
Тем временем Жюль переместился на одну половину дивана и со вздохом откинул голову на подлокотник. Я поспешно сосредоточилась на второй карте – той самой книжной полке с лампами-жуками. Тут-то меня и настигло желание похулиганить. Ну вот зачем Мортимер вообще заикнулся про живые предметы? Это же просто ящик Пандоры.
– Ты не против, если лампы будут немного… – я пощелкала пальцами, чтобы подобрать слово. Не стоило говорить сразу о живых лампах – лично я ни за что не согласилась бы на такое, а Жюль мог оказаться похож на меня, как не странно это осознавать. – Двигаться?
Восторг в глазах парня – да он едва ли сильно старше меня, между прочим! – заставил меня забыть о всех беспокойствах по поводу этой идеи.
Снова этот сочный треск – словно ломаешь спелое яблоко, и прямо в пространстве повисли полки, на которых медленно ползали, трещали раскрываемыми и складываемыми жесткими надкрыльями жуки-лампы. Вот этот момент меня смутил – насколько я помню, звук должен накладываться отдельно. Надеюсь, я не слишком напортачила.
Уверенности в этом у меня не было, поэтому круглый ковер и камин я создала, не отступая ни на йоту от нарисованного. Поэтому труба камина уходила в пустоту, что заставило Жюля чуть смутиться. Последняя карта сделала нас обладателями столика, на котором располагался чайник, две чашечки на блюдцах и блюдо с круассанами. Да уж, если бы я посмотрела все карты внимательно, мне не пришлось бы спрашивать, откуда мой сосед. Хотя это выглядело даже немного чересчур. Словно он не француз, а мое представление о французах. Хотя, возможно, моя подозрительность не имеет под собой никакой подоплеки.
Круассаны оказались муляжами. И не знаю, спросить-то не у кого – то ли я недостаточно постаралась, то ли с таких карт нельзя сделать еду. Последнее шло вразрез со всем, что я видела до сих пор, но первое было обиднее.
Жюль при этом совсем не выглядел расстроенным.
– Можно подбросить в камин вместо дров, – предложил он. – А то я их не нарисовал.
Я подумала было о том, как здорово будет, если мы угорим прямо во сне, но потом прикрикнула на себя мысленно. Сны становятся такими, как мы их видим – вот и нечего придумывать себе неудачу на пустом месте. Похоже, отругать себя, пусть даже мысленно, довольно эффективно – через минуту в нашем камине горел огонь, а в чайнике оказался отличный чай, пусть и без сахара.
А прикрывшись учебником, можно было свободно разглядывать соседа, который что-то чертил на деревянном планшете. Со временем я поняла две вещи. Первое – я могла и привыкнуть к его внешности и рано или поздно перестать замечать, а значит, и ненавидеть. Это была хорошая новость. Вторая была похуже – за все это время я не прочитала ни строчки.
– Вам много задают, – произнесла я вслух, едва не испугавшись собственного голоса в уже привычной тишине.
– О да, – Жюль поднял голову от работы и очаровательно улыбнулся. Что за человек! Только привыкнешь… – Я поэтому и пошел в теоретики. Тут сразу видно, что получается. А практики… у вас так много завязано на импровизацию и уверенность в себе – я бы так не смог.
Я надулась. Теперь буду переживать об этом и сама не справлюсь!
– Я подумал, может, нарисовать часы, чтобы мы могли знать, когда пора на занятия? – продолжил тем временем Жюль, будто и не видя моего настроения.
