– Отдыхала, читала, гуляла… – я задумалась, пытаясь сформулировать свои новости емко и понятно. – Нашла свой старый дневник и читала.
– Вот это да, – без выражения произнесла Васька, впитывая в себя новости спорта.
– О! И записалась в волонтеры! – странно, но это у меня вырвалось совершенно свободно. Даже удивительно.
Васька оторвалась от телевизора и недоуменно моргнула своими круглыми глазами. Она словно очнулась от сна, потому что тотчас пододвинула мне еще не открытый пакет с чипсами и наполовину пустую бутылку с колой. Света проводила их жадным взглядом и вздохнула. Я буквально слышала, как мысленно она насылает на нас жир на бедрах и прыщи во всё лицо. Хотя вообще она девчонка добрая.
– Что делаешь? – теперь в голосе Васьки и впрямь слышался интерес. – Света вот тоже неделю поработала волонтером. В больнице.
Лицо Светы было трудно описать словами. Она побледнела так, что редкие и обычно незаметные веснушки яркими пятнами засверкали на её коротеньком носу кнопочкой.
– В детском отделении, – продолжала Васька, словно не замечая состояния подруги. Хотя, может, так оно и было. Василиса среди нас определенно была самой толстокожей. – Она была…
– Карлсоном! – выпалила Света, покрываясь розовыми пятнами стыда. – Я была Карлсоном и раздавала конфеты и раскраски больным детям…
Последнее она вообще сказала шепотом. Чудная. Да я бы крокодилом Геной пошла, лишь бы меня родители отпустили. Это ведь на самом деле так здорово – помогать людям. Особенно детям. Не то, что со здоровыми мелкими в лагере возиться, но я и на это была готова, пока не нашла морфов.
Про помогать детям я произнесла вслух, и тут же была прощена. О да, Света как раз уже пыхтела от злости, почему-то обижаясь не на Ваську. Впрочем, та просто не заметила бы, а значит, это не имело бы смысла.
Можно подумать, что с подругами мне не повезло, но это было не так. Мы дружили не так долго, но с ними было весело, и время пролетало незаметно.
А тут Васька устала набивать желудок чипсами, и достала фотографии. Родители у неё не признавали фотографий иных, кроме как напечатанных на фотобумаге, и в любом центре экспресс-печати Васька получала снимки, едва они возвращались в город. Глубоко в душе я с ними была согласна – смотреть карточки было куда увлекательнее, чем листать на ноутбуке, а Васька была невероятным рассказчиком, и мы словно в самом деле путешествовали с ней по рекам и лесам. Но так только казалось, конечно. На деле ни я, ни Света никогда не бывали в походе большем, чем школьный, когда едут на автобусе в пригород, доходят до ближайшей полянки и устраивают эстафету. И иногда костер.
Но сегодня я слушала рассказы Васьки вполуха, полностью погрузившись в новую идею. Я слишком мало знала о том мире, в котором собиралась учиться. Есть ли у них какие-то особые сны для тех, кто живет в приютах и домах престарелых? Чем вообще отличаются сны, по какому принципу распределяются эти сны и наше в них участие?
Внутренний голос нашептывал мне, что я пытаюсь упорядочить то, что не поддается порядку, но мириться я даже с этим гласом разума не желала, хоть и допускала его правоту.
– Ты сегодня какая-то не такая, – заметила Света ближе к обеду. Васька уже унеслась на кухню – возможность готовить на плите с помощью дополнительных устройств вроде мясорубки и блендера восхищала и радовала её после похода не меньше телевизора, так что мы всегда оставались на обед. Иногда зависть снова поднимала голову – хотелось еще и уметь так готовить.
– Не выспалась, – коротко ответила я, не собираясь углубляться в подробности. Со Светой вообще лучше сразу переводить тему. – А в какой больнице ты работала?
– В девятнадцатой, – охотно начала Света. Когда она поняла, что смеяться я не собираюсь, стала куда разговорчивее. – Там в основном в детском отделении с переломами или чем-то вроде того лежат. Им конфеты точно можно. В центре рассказывали, что с некоторыми больницами непросто договориться, то детям конфеты нельзя, то нежелательно сильно перевозбуждаться от зрелищ, а в инфекционную и вовсе не пустят, но можно перед окнами спектакль показать.
– Как Пеппи, – машинально заметила я.
– Чего? – Света книги не слишком любила, и героев в основном знала по мультфильмам.
– Пеппи Длинныйчулок устраивала такие спектакли для заболевших друзей, почитай, тебе понравится, – я же никогда не теряла надежду познакомить подругу с любимыми историями детства. Пусть мы и взрослые уже, ну и что. Хорошие книги это не портит.
– А, – Света предсказуемо потеряла интерес к моему объяснению. – В любом случае мы ходили в хирургию. Палат там много, многие не ходячие, и всех в холл не вытащить, так что две недели выступали по несколько часов подряд…
К вечеру я твердо уверилась, что нужно узнать в Университете про такую практику. Мне тоже хотелось сделать что-то хорошее! Но вся сложность была в том, чтобы найти того, кто мне сможет рассказать, есть ли что-то такое. В любом случае, если даже нет, то это только повод такое изобрести!
Я решила, что Ника подходит в качестве консультанта больше любого из известных мне преподавателей, но беда в том, что найти в Университете её оказалось непросто. Ни в комнате отдыха, ни в столовой её не оказалось, или я не смогла найти. В библиотеку я и вовсе не пошла, отдав предпочтение блужданию по коридорам – по закону случайностей здесь я должна была скорее наткнуться на подругу-выпускницу.
Мне понадобилось меньше пяти минут для обнаружения печальной закономерности – выдуманный впопыхах закон работал через пень-колоду. Потому как вместо Ники я нос к носу столкнулась с Кошмарычем.
– Ольга, – практически обрадовался он. По крайней мере, уголок его рта снова дрогнул. Если так пойдет дальше, я буду первым в истории знатоком нюансов его настроения. Нужно было бы еще кому такое счастье! – Урок прогуливаете? Вот прямо так, с самого начала?
– Ничего я не прогуливаю, – возмутилась и попыталась подсчитать, сколько прошло времени с моего засыпания. С временем тут конечно полная катастрофа.
– Я точно уверен, что прогуливаете, – продолжил настаивать Кошмарыч. Умом понимаю, что не стоит спорить с преподавателем, да еще с таким как черный рыцарь, но упрямство – мое второе «я».
– А я точно уверена, что нет, – у меня был козырь в кармане. – Потому что первый урок в нашей группе по расписанию у вас, Константин Константинович!
Кошмарыч не повел и бровью.
– И кто вам сказал, что это повод? – поинтересовался он, толкая дверь передо мной. За дверью оказался наш класс. Стоит привыкать уже говорить «аудитория», но пока не выходит. Вот этот самый класс, и фикус и семь студентов на стульях, и сам Кошмар Кошмарыч за кафедрой. Не на табуретке, как в прошлый раз сидела Картина Георгиевна.
Я обернулась, полагая, что за спиной никого нет. Плавали-знаем эти фокусы со временем. Но за спиной по-прежнему стоят суровый неулыбчивый рыцарь.
– Привел вашу прогульщицу, Константин Константинович, – произнес «мой» Кошмарыч.
