Риццоли пришла в ужас.
— Вы хотите сказать, что он получал письма от поклонников?
— Да.
— Боже! Люди сошли с ума.
— Разговор с убийцей будоражит кровь. Люди мечтают хотя бы как-то прикоснуться к славе. Мансон, Дамер, Гейси — все эти отъявленные мерзавцы получали письма от своих фанатов. Наши заключенные получают даже предложения о женитьбе. Женщины присылают им наличность, свои фотографии в бикини. Мужчины спрашивают, каково это — совершить убийство. В мире полно психопатов, которые заводятся от одной только мысли, что они знакомы с настоящим убийцей.
Но один из них пошел дальше. Ему мало было переписки, он по-настоящему вступил в эксклюзивный клуб последователей Хойта. Риццоли со злостью смотрела на связку писем — свидетельство бешеной популярности Хирурга. Убийца в роли рок-звезды. Она вспомнила о шрамах на своих ладонях и подумала о том, что каждое из этих писем ранит ее так же больно, как некогда его скальпель.
— Ну а что с привилегированной почтой? — спросил Дин. — Вы сказали, что она не подвергается цензуре. И что к ней относится?
— Это конфиденциальная почта, которая поступает от должностных лиц штата или федерального уровня. Скажем, от окружного судьи или адвоката. Почта от президента, губернатора, из органов судебной власти.
— А что, Хойт получал и такую почту?
— Вполне возможно. Мы не ведем учет всей входящей корреспонденции.
— А как вы узнаете, что письмо относится к привилегированной почте? — спросила Риццоли.
Окстон раздраженно посмотрел на нее.
— Я же вам только что сказал. Если это письмо от федерального или иного официального…
— Нет. Я имею в виду, откуда вы знаете, что оно не написано на фальшивом или украденном бланке? Предположим, я составлю для кого-то из заключенных подробный план побега и отправлю его в конверте из офиса ну, скажем, сенатора Конвея. — Пример, который она привела, был не случайным. Она наблюдала за Дином и увидела, как при упоминании имени Конвея у него дернулся подбородок.
Окстон замялся.
— Это невозможно. Это же наказуемо…
— Выходит, такое все-таки случалось?
Окстон неохотно кивнул.
— Было несколько случаев. Криминальную информацию пересылали под видом официальной корреспонденции. Мы стараемся проявлять бдительность, но иногда что-то проскальзывает.
— А что с исходящей почтой? С письмами, которые отсылал Хойт? Вы их просматривали?
— Нет.
— Что, ни одного?
— Мы не видели необходимости в этом. Он не считался проблемным заключенным. Всегда охотно сотрудничал с администрацией. Был очень тихим и вежливым.
— Примерный заключенный, — съязвила Риццоли. — Все верно.
Окстон устремил на нее ледяной взгляд.
— У нас здесь содержатся такие отморозки, что вырвут вам руки и только посмеются. А могут запросто сломать охраннику шею только за то, что еда не понравилась. Хойт в этом смысле нас совсем не беспокоил.
Дин спокойно вернул разговор в прежнее русло:
— Итак, мы не знаем, кому он мог писать?
Этот непринужденный вопрос, казалось, снял напряженность. Окстон отвернулся от Риццоли и сосредоточил свое внимание на Дине. Тем более что тот был мужчиной.
— Нет, не знаем, — сказал он. — Заключенный Хойт мог писать кому угодно.
* * *
В комнате для совещаний, куда они прошли из кабинета Окстона, Риццоли и Дин надели латексные перчатки и выложили на стол письма, адресованные Уоррену Хойту. Каких только конвертов здесь не было — и в пастельных тонах, и в цветочек, и даже с вензелем «Спаси и сохрани». Самым нелепым показался конверт, декорированный резвящимися котятами. Да, именно такие образы стоило посылать Хирургу. Риццоли представила, как он умилялся, получая их.
Она открыла конверт с котятами и обнаружила в нем фотографию улыбающейся женщины с глазами, полными надежды. И еще было письмо, написанное девичьим почерком, со смешными загогулинами:
Мистеру Уоррену Хойту, заключенному.
Исправительное учреждение штата Массачусетс
Уважаемый мистер Хойт!
Сегодня я видела вас по телевизору, когда вас вели к зданию суда. Мне кажется, я очень хорошо умею читать по лицам. Так вот в вашем лице я увидела столько грусти и боли. Господи, сколько же в нем боли! Но я знаю, что в вас много доброты. Если бы только рядом с вами оказался человек, который помог бы вам открыть ее в себе…
В ярости, Риццоли едва не скомкала письмо. Ей захотелось найти эту дуреху и устроить ей хорошую взбучку. Ткнуть ее носом в фотографии изуродованных жертв Хойта, заставить прочитать отчеты патологоанатомов с описанием агонии, через которую пришлось пройти этим бедным женщинам, прежде чем они дождались страшного конца. Она с трудом заставила себя дочитать до конца письмо с его сахарными призывами к человечности и доброте, «которая живет в каждом из нас».
Она потянулась к следующему конверту. На нем не было никаких котят, это был обычный почтовый конверт с письмом на линованной бумаге. И опять от женщины, которая тоже приложила свою фотографию — явно передержанный снимок, с которого подмигивала крашеная блондинка.
Уважаемый мистер Хойт!
Нельзя ли получить ваш автограф? Я уже собрала много автографов у таких людей, как вы. У меня даже есть автограф Джеффри Дамера. Если вам захочется написать мне, это было бы здорово. Ваш друг Глория.
Риццоли уставилась на эти строчки, отказываясь верить в то, что их написал человек в здравом уме: «это было бы здорово», «ваш друг».
— Боже правый, — пробормотала она. — Да они сумасшедшие.
— Притягательная сила славы, — сказал Дин. — У них нет своей жизни. Они чувствуют себя никчемными, убогими. Поэтому и пытаются притереться к тому, чье имя на слуху. Хотят, чтобы и им перепало от этой известности.
— Известности? — Она посмотрела на Дина. — Вы так предпочитаете называть это?
— Вы понимаете, что я имею в виду.
— Нет, не понимаю. Я не понимаю, что заставляет женщин писать письма таким монстрам. Они что, ищут романтики? Или мечтают, чтобы кто-то их изнасиловал в извращенной форме? Может, это принесет наслаждение их возвышенным натурам? — Риццоли резко отодвинулась от стола и, поднявшись, прошла к стене с узкими прорезями окон.
Сложив на груди руки, она уставилась на тонкую полоску солнечного света, кусочек голубого неба. Даже такой вид из окна доставлял большее удовольствие, нежели чтение писем поклонниц Уоррена Хойта. Она не сомневалась в том, что Хойту льстила такая популярность. Каждое полученное письмо было живым свидетельством того, что он до сих пор имел власть над женщинами, что, даже находясь за решеткой, мог по-прежнему манипулировать ими. Обращать в свою собственность.
