— Не могу. Я дежурю в субботу.
— Ты можешь поменяться с Эймсом. Я ним договорюсь.
— О, Питер, ты же знаешь, что я не люблю летать.
— Только не говори, что у тебя фобия.
— Просто я плохо переношу ситуации, которые не могу контролировать.
— Типичная логика хирурга.
— Мне очень лестна твоя оценка.
— Так что, свидание в небе отменяется? Я не могу повлиять на твое решение?
— Думаю, что нет.
Питер вздохнул.
— Ну, я исчерпал запас идей. Мой репертуар иссяк.
— Я знаю. Ты начинаешь повторяться.
— Вот и Хелен говорит то же самое.
Кэтрин бросила на него удивленный взгляд.
— Хелен дает тебе советы, как выманить меня на свидание?
— Она говорит, что у нее больше нет сил смотреть этот душераздирающий спектакль, в котором мужчина бьется головой о непробиваемую стену.
Они рассмеялись, вышли из лифта и направились к своему офису. Это был искренний смех двух коллег, которые прекрасно знали, что их словесная пикировка — не более чем игра. Поддерживая такого рода отношения, они щадили друг друга, оберегая от возможных обид и душевных травм. Это был легкий и безопасный флирт, освобождавший обоих от каких-либо обязательств. Питер шутливо приглашал Кэтрин на свидания, она в такой же манере отвергала его приглашения, и весь коллектив удачно подыгрывал парочке незадачливых влюбленных.
Была уже половина шестого вечера, и сотрудники разошлись по домам. Питер удалился в свой кабинет, Кэтрин прошла к себе, чтобы повесить халат и взять сумочку. В тот момент, когда она вешала халат на крючок, ей в голову пришла неожиданная мысль.
Она вышла в приемную и заглянула к Питеру. Он просматривал амбулаторные карты; очки для чтения сползли у него на самый кончик носа. В отличие от ее вылизанного кабинета рабочее пространство Питера поражало размахом беспорядка. Здесь царил настоящий хаос. В корзине для мусора высилась гора бумажных самолетиков. На стульях лежали стопки книг и журналов по хирургии. Одна стена была увита бесконтрольно растущим филодендроном. В его буйных зарослях прятались дипломы Питера — инженера по аэронавтике Массачусетского технологического института и доктора медицины Гарвардского университета.
— Питер… Конечно, это глупый вопрос…
Он взглянул на нее поверх очков.
— Тогда ты обратилась по адресу.
— Ты заходил ко мне в кабинет?
— Следует ли мне вызвать своего адвоката, прежде чем отвечать?
— Да ладно тебе. Я серьезно.
Он выпрямился в кресле и внимательно посмотрел на нее.
— Нет, не заходил. А почему ты спрашиваешь?
— Не бери в голову. Пустяки. — Кэтрин повернулась, чтобы уйти, и услышала, как под Питером скрипнуло кресло.
Он поднялся и последовал за Кэтрин в ее кабинет.
— Что пустяки? — спросил он.
— Я неисправимая перфекционистка. Меня раздражает, когда вещи оказываются не на своих местах.
— Что, например?
— Мой рабочий халат. Я всегда вешаю его на дверь, а он почему-то оказывается на шкафу с картотекой или на стуле. Я знаю, что это не Хелен и не другие секретарши. Я их уже спрашивала.
— Может, уборщица…
— И еще меня бесит, что я не могу найти свой фонендоскоп.
— Он что, до сих пор не нашелся?
— Мне пришлось взять у старшей медсестры.
Нахмурившись, Питер оглядел комнату.
— Да вот же он. На книжной полке.
Питер подошел к стеллажу, где на краю книжного ряда лежал фонендоскоп. Кэтрин молча взяла у него из рук трубку, уставившись на нее, как на диковинку. Как на черную змею, свернувшуюся клубком у нее на ладони.
— Эй, в чем дело?
Кэтрин тяжело вздохнула.
— Кажется, я просто устала.
Она сунула фонендоскоп в левый карман своего халата, где всегда его и держала.
— Ты уверена, что это все? Может, еще что-то не так?
— Мне нужно домой.
Кэтрин вышла из кабинета, Питер последовал за ней.
— Может, это как-то связано с теми полицейскими? Послушай, если у тебя неприятности… если я могу помочь…
— Мне не нужна никакая помощь, спасибо тебе. — Ответ прозвучал прохладнее, чем она рассчитывала, и Кэтрин тут же пожалела об этом. Питер не заслуживал такого отношения.
— Знаешь, мне было бы приятно, если бы ты чаще обращалась ко мне за помощью, — тихо произнес он. — Мы ведь работаем вместе. Мы партнеры. Или ты так не считаешь?
Кэтрин не ответила.
Он направился к своему кабинету.
— Увидимся утром.
— Питер…
— Да?
— Насчет тех офицеров из полиции… И насчет того, зачем они приходили…
— Ты не обязана мне рассказывать.
— Нет, я хочу рассказать. Если я этого не сделаю, ты так и будешь теряться в догадках. Они приходили задать мне несколько вопросов, связанных с расследованием убийства. В четверг ночью была убита женщина. Они думали, что, возможно, я с ней знакома.
— Ты действительно ее знаешь?
— Нет. Это была ошибка, вот и все. — Она вздохнула. — Просто ошибка.
* * *
Кэтрин задвинула дверной засов, который с внушительным грохотом встал на место, накинула цепочку. Еще одна линия обороны от кошмаров, притаившихся за стенами ее квартиры. Забаррикадировавшись, она разулась, положила сумочку и ключи от машины на столик в прихожей и босиком прошла в гостиную, ступая по пушистому белому ковру. В квартире царила приятная прохлада благодаря чуду системы кондиционирования. На улице было градусов тридцать, а в доме температура никогда не поднималась выше двадцати четырех летом и не опускалась ниже двадцати зимой. В жизни было так мало прогнозируемого, определенного, и Кэтрин изо всех сил старалась поддерживать хоть какой-то порядок в рамках своего жизненного пространства. Она выбрала этот двенадцатиэтажный кондоминиум на Коммонуэлт-авеню, поскольку дом был новый, с безопасным подземным гаражом. Пусть он был не столь колоритен, как красно-кирпичные дома исторической застройки в Бэк-Бэй, но зато гарантировал своим жильцам отсутствие проблем с водоснабжением или электропроводкой, которые неизбежно возникали в старых зданиях. Кэтрин же была приверженцем четкости и порядка во всем. Квартиру она содержала в безукоризненной чистоте и, за исключением редких цветовых пятен, интерьер предпочитала белый. Белый диван, белые ковры, белый кафель. Цвет чистоты. Нетронутой. Девственной.
В спальне она разделась, повесила юбку, отложила блузку, которую следовало сдать в химчистку. Переоделась в широкие брюки и шелковую рубашку без рукавов. К тому времени, когда Кэтрин босиком прошла на кухню, она обрела прежнее душевное равновесие и вновь ощутила уверенность в себе.
