Болотаев промолчал.
Шёл уже седьмой час, когда они увидели знак «Санкт-Мориц». Дождь не утихал, однако в этом курортном городке, где кругом ярко светилась приманивающая иллюминация, эта стихия уже не так довлела.
Здесь Ибмас неплохо ориентировалась. Городок небольшой, но явно выделяется гранд-отель «Кемпински». По пандусу они подъехали прямо ко входу. Тут Тота, к приятному удивлению, увидел Бердукидзе. Последний явно нервничал. Бросив сигарету, он кинулся к автомобилю:
– Амёла, мы так волновались. Думали, что вы вообще не приедете… Да. Такой дождь. Похолодало… Мы вас давно ждём. Но более откладывать было неприлично.
– О! – кокетничала Ибмас. – К чему такая честь моей персоне?
– Ну, знаете, Рудольф Александрович… – тут Бердукидзе запнулся, увидев Болотаева. – Тота? А ты как…
– Я его пригласила. – У Ибмас тон повелительный, и в роскошном холле отеля она держалась также с достоинством. Однако, как заметил Тота, когда они вошли в величественный по масштабам зал, Ибмас явно оторопела, с удивлением стала рассматривать расписной интерьер огромного зала.
Столов немного: круглых, массивных. Людей тоже немного. По звуку Тота понял, что вживую играет симфонический оркестр и слышен женский оперный голос – класс! А когда он увидел, кто исполняет на сцене, то и сам Болотаев, как говорится, чуть не обалдел.
– О! Амёла! Дорогая! – вдруг эту идиллию нарушил красивый, знакомый бас Голубева. Музыка умолкла. – Как мы заждались! Как я волновался! – В элегантном строгом костюме; высокий, плотный, розовощекий босс Болотаева шёл к ним навстречу. – Амёла! – Он галантно поцеловал её в щёчку и фамильярно, взяв под ручку, повёл к своему столу, где, как заметил краем глаза Тота, сидели очень известные в России бизнесмены и, видимо, их жёны или знакомые дамы.
Картина была впечатляющей, так что даже Болотаев засмотрелся, но его отвлекли, попросили следовать за официантом по краю зала и за сцену. По опыту Тота понял, что его хотят посадить там, где сидят приглашённые артисты.
Осознание этого факта оскорбило Болотаева. Он остановился. Тяжело задышал, не зная, что предпринять. А провожающий его официант по-немецки стал настойчиво его звать, указывая на отведённое, точнее, положенное ему место. Это его взбесило, и он, дабы что плохое не учудить, уже хотел было развернуться и просто уйти, уехать хоть на поезде, хоть на такси, как услышал знакомый голос:
– Тота, дорогой! А ты откуда?! – За столом, куда вели Болотаева, – его давний товарищ, музыкант Остап, увидев которого сознание и настроение Болотаева моментально переключилось на иной лад и иную реальность.
– Ба! Остап! А ты как здесь? – развёл руками Тота. Они крепко обнялись. Болотаев уловил запах спиртного, табака, а в целом это был до боли знакомый аромат атмосферы эстрады, беззаботной молодости, когда ты ещё непризнанный творец. Но жизнь прекрасна и вечно будет такой.
– Садись, садись. – Не церемонясь, Остап усадил Тоту рядом с собой. – Ну дела! Кто мог представить, что старого друга встречу в Альпах Швейцарии. Наливай, – повелел он товарищу. – Тота, давай выпьем за встречу.
– Нет, нет, только не это, – воспротивился Болотаев. – Мне нельзя, да и поезд у меня через пару часов, а утром из Цюриха в Москву.
– Так мы тоже после этого сабантуя – в Цюрих, там нас самолёт ждет. В полночь вылет в Москву.
– Да ты что? – удивился Тота. – Вас на этот вечер привезли?
– Да, – смеётся Остап. – Хоть раз подфартило. Целый борт артистов притащили.
– А что здесь? – любопытен Тота.
– У какого-то олигарха юбилей плюс помолвка, а может, свадьба, в общем какая-то хрень… С жиру бесятся. А ты-то как здесь?
– Как и ты, – грустно улыбнулся Тота. – Буду танцевать.
– Ну и отлично! – хлопнул Остап товарища по плечу. – За встречу надо тяпнуть, – протянул он рюмку.
– Нельзя, – строг Болотаев. – Танцевать не смогу.
– Да, – согласился Остап. – Молодец! Профессиональный подход. – Он залпом выпил, закусил, задумался. – Слушай, Тота, здесь по программе какая-то грузинская пара будет танцевать, но тебя вроде я не заметил.
– Я на десерт. В запасе, – отшутился Тота.
– А! Отлично, – выдал Остап. – Так. Нам пора. Тут всё очень солидно.
Музыканты ушли. Болотаев остался один. Он всё, точнее эстраду, слышит, но ничего не видит. Стало грустно и обидно за самого себя. Стал злиться. Встал. Решил уйти. Осмотревшись, понял, что может выйти только через зал. Ретироваться таким образом посчитал, как говорится, западло. Однако и оставаться в этом закутке на правах незваного гостя – тоже западло. Надо было искать выход из этой унизительной ситуации. Обнаружил окно. Открыл. На улице непрекращающийся дождь, гроза. При вспышке молнии он увидел прямо под собой роскошную клумбу с увядающими по осени цветами. Болотаев выставил руку, кисть намокла. От этой стихии, сырости и свежей прохлады он чуть успокоился. Его мысли только о том, как бы вовремя отсюда свалить, чтобы на утренний рейс до Москвы не опоздать.
Думая об этом, он облокотился на холодный, мраморный подоконник, как его кто-то тронул за плечо.
– Мсье. – Хотя работник гостиницы говорил по-английски, Тота понял, что окно надо закрыть – непогода.
– А что там? – спросил Болотаев, закрывая окно и в сердцах махнул рукой. – Этот болван всё равно ничего не поймёт.
– Простите, сэр, – чисто по-русски сказал работник. – Я метрдотель гостиницы. Алекс.
– Алекс? – смутился Болотаев и невнятно пробормотал извинения. – А вы из России?
– Из Молдавии… А окно выходит в палисадник, далее – дорога… Просьба окно без нужды не открывать.
– Без нужды не открою, – заверил Тота и ещё хотел кое-что спросить, но тут раздался оглушительный рёв музыки – это Остап врубил свой любимый рок.
Потом были композиции поспокойнее. В длинные перерывы между ними выступали различные гости с поздравлениями в честь 55‐летнего юбилея Голубева и почему-то упоминали и Амёлу Ибмас… Точнее, не «почему-то», а как счастливую потенциальную половину, а ещё точнее, невесту очень богатого, очень щедрого и очень доброго человека Рудольфа Александровича, которому наконец-то, с третьего раза, в личной жизни повезёт.
Болотаев всё это слушал, и в какой-то момент его это стало даже смешить, а потом он вспомнил мать Амёлы. Неужели она её бросит или с собою на роскошную яхту в Монте-Карло возьмёт? Возьмёт в своё свадебное путешествие? От этих мыслей ему стало жалко и саму Амёлу, и её мать. А впрочем, разве не этой роскоши, богатства и свободы они в Европе искали? Ведь до сих пор в какой-то съёмной лачуге живут… А тут! Даже на закулисном столе артистов чёрная и красная икра в большущих тарелках, не говоря уже об ином… Словом, каждому своё. А Болотаеву прежде всего надо бы подумать о своей матери, да и беременная Дада там, и война, и бандитизм, и беззаконие там. А он на курорте в Швейцарии икру ложками жрёт.
