Впрочем… Впрочем, вся эта философия и размышления постигли Болотаева только в тюрьме, где он в деталях обдумывал или обсасывал этот странный день. А они встретились, и, что необычно, Амёла впервые руку не подала.
– Как вам спалось? Номер нормальный? – дежурные фразы.
– Да. Всё о’кей, – отвечал он. – Как мама?
– Так. Сами видели, у неё резкие перепады. – И меняя тему: – Ну что, пойдём в банк. Откроем ваш счет.
– Нет.
– Что случилось?
– Ничего не случилось… Просто не хочу. Да и нет у меня ещё трёхсот тысяч, как положено.
– Это для других «положено», – парирует Ибмас. – А для вас мы сделаем исключение. Кстати, как и в прошлый раз предпринимателю с повышенным потенциалом, у которого скоро будут миллионы и более… Ха-ха-ха! – как-то странно засмеялась она.
– Ха-ха-ха! – почему-то последовал её примеру и Тота, а когда успокоились, он твердо сказал: – Амёла, вам за всё спасибо… Вот когда будут миллионы, счет, может, открою. А сейчас не хочу.
– Так ведь для этого прилетели.
– Нет. Я прилетел, чтобы поговорить с вашей мамой.
– Ах да!.. Вы завтракали? – Она вновь поменяла тему. – Может, кофе?
Они пошли в небольшое кафе, сделали заказ.
– К сожалению, – говорила Ибмас, – я не смогу вам сегодня более уделить время – мне надо ехать в Санкт-Мориц. Простите, пожалуйста. Так получилось.
– Ничего… Я по Цюриху погуляю. Маме кое-что куплю. А завтра утром – в Москву.
– Да… А как ваша мама?
– Мама – ничего. А вот в Чечне очень плохо. Я очень переживаю. – Болотаев действительно очень страдал. – Амёла, а нельзя на сегодня переделать билет?
– Вряд ли. Ну, раз прилетели. Когда вы ещё будете в Швейцарии?! Кстати, а фрак?
– О, чуть не забыл?! Его ведь надо сдать, – засмеялся Тота. – Был единственный случай надеть фрак, и то не повезло.
Теперь они оба смеялись.
– А вы хоть примерили его? – спросила Амёла. – Нет?.. Ну давайте посмотрим, угадала ли я ваш размер?
Как ни уговаривала Амёла, он не поддался, ни в какую не захотел надеть арендованный фрак.
– А у нас так принято, – пояснила Ибмас. – Подумайте, зачем покупать дорогую вещь, если вы её используете раз в году, а то и вовсе раз в лет десять?
– Это верно, – согласился Тота, – только я до сих пор прожил без фрака и далее, думаю, обойдусь без него… Кстати, а сколько прокат стоит? Я заплачу.
– Не беспокойтесь. Мелочь, – говорила она и вдруг встрепенулась: – О! Ведь в том же прокате я на сегодня заказала вечернее платье. – Она торопливо встала. – Официант, счёт! А вы, – она вновь командовала, – быстрее в гостиницу и принесите фрак, пожалуйста.
Когда Болотаев буквально выбежал из гостиницы, она его ждала у входа.
– Даже бирку не сняли. – Она взяла зачехленный фрак. – Ну что, будем прощаться? – отвела она взгляд.
Молча, чувствуя неловкость, они простояли некоторое время.
– Ну, я пойду, – наконец тихо произнесла Амёла, а следом, словно у неё это вырвалось. – Кажется, что больше мы не увидимся.
– Почему?
– Прощайте. – Она выдавила улыбку.
– Лучше – до свидания, – в ответ улыбнулся Тота, помахал рукой, а следом настоятельно предложил: – Давайте я помогу донести фрак. Он увесист.
– Да ерунда, тут совсем рядом, через квартал.
Повесив чехол на руку, она сделала несколько шагов, остановилась:
– Ваш фрак и вправду увесист. Зачем я его несу? – развела она руками. – Вон портье отнесёт.
– Зачем портье, – кинулся к ней Тота. – Я отнесу. Всё равно мне делать нечего. Заодно и провожу вас.
Шли недолго. Торопились. Заходя в салон, Амёла озабоченно сказала:
– Мне ещё надо платье примерить. Перешивали. – И после паузы: – Вы не хотите посмотреть, оценить?
От такого предложения Болотаев аж встал, как вкопанный.
– В что, можно?
– Почему бы и нет? Ведь вы человек искусства.
Последнее буквально сразило Тоту, он послушно уселся в кресло, словно ожидалось представление. Салон небольшой, и Болотаев хотя и не понимал, но слышал, как переговариваются несколько женских голосов. Потом всё затихло. Тут Тоте принесли ароматный кофе с вкусным швейцарским шоколадом, так что он полностью переключился на десерт и так и застыл, когда Амёла появилась в фойе. На ней роскошное бежевое платье. Из-за длины платья обуви не видно, но понятно, что они на высокой шпильке, ибо она стала ещё выше, даже величавее. Глядя снизу вверх на неё, Тота был просто потрясен и очарован.
– Ну как?! – Амёла сияла.
– Браво! – Тота вскочил. А она закружилась, словно в танце, и не без кокетства спросила:
– Мне удобно будет в этом платье танцевать? Что вы скажете, господин балетмейстер?
– Смотря, какой танец, – стал подыгрывать ей Болотаев.
– Скажем, лезгинка!
– О! А откуда вы знаете лезгинку?
– Как «откуда»? От мамы. – Она игриво развела руки, словно танцует. – Мама говорит, что зачастую понять чеченцев невозможно. Когда у них радость – танцуют, когда горе – тоже танцуют. Это правда?
– Ну-у, – повёл плечами Тота и тут же о своём: – А с кем вы будете лезгинку танцевать?
– Посмотрим. – Амёла смотрится в зеркало, чуточку приподнимает платье. – Да, на таких каблуках… Примерим другое.
Она скрылась за ширмой, а Болотаев просто провалился в удобном кресле, и такое предвкушение, что он перед занавесом в театре и вот-вот начнется новое представление, финал которого никто не знает, потому что всё делается спонтанно. Какая-то импровизация чувств…
На сей раз, с неким вызовом и шармом Амёла резко откинула ширму. Демонстративно, словно на подиуме, вышла в центр фойе. За ней – восторженные работницы ателье.
– А это как? – Ярко-красный с бордовыми вставками вечерний деловой костюм со строгим лекалом фигуры.
Болотаев вскочил, разинув рот и не зная, что сказать от восторга, а она повторила:
– Ну как?
– Бомба! – восхищенно выпалил он.
Амёла засмеялась. Перевела женщинам, что он сказал. Те стали одобрительно хлопать.
– Господин Болотаев, – у неё игривое настроение, – какой костюм взять? Кстати, видите, с этим костюмом у меня туфли другие, очень удобные для лезгинки.
– Да, – машинально подтвердил Тота.
– И какой взять?
– Какой? – озадачен Болотаев. – Даже не знаю. Оба…
– Оба надеть? – Она откровенно веселится.
– Даже не знаю.