Вдруг часы, каждые полчаса отбивавшие ритм колоколом, забили, и новый удар впивался в голову, как удар молотка по гвоздю.
– Я выброшу эти дурацкие часы! – закричал Леонид.
Одним прыжком он добрался до часов, открыл дверцу и выдернул язык колокольчика. Тот упал со слабым писком и замер.
– Я устал, – хриплым голосом повторил Леонид, – я устал. Я хочу домой.
– У нас нет дома. Уже давно…
– Я хочу быть с тобой. Опять. Как прежде… – Наталья молчала. – Ну хочешь, я на колени перед тобой встану?
– Хочу… – подумав, ответила она.
Леонид грузно опустился на пол, встал на колени рядом с ней – скрюченной, скукоженной – и долго так стоял, не зная, что сказать. Не зная, как посмотреть в глаза. Не зная, как простить. Пусто. Каждый – для себя. Каждый – о своем. Каждый – о другом. Глупо. Оба – одиноки. Оба – потеряны. Оба – без смысла.
Леонид не выдержал первым – уронил голову на ее колени и заплакал снова. Наталья положила руку на его шею, на воротничок.
– Поверь мне, прошу тебя, – прошептал он.
Она не ответила. Смотрела на него. Как будто в первый раз увидела гадкую бородавку с четырьмя длинными волосами, красную, жирную, сытую, довольную… И родную… Заметила, что в его темно-каштановых волосах появилась седина. На висках, на затылке, по всей голове были разбросаны яркие седые волосы. Она впервые заметила их – и ужаснулась.
– Помнишь танка? Я тебе присылала:
В глубинах сердец
Подземные воды бегут
Кипящим ключом.
Молчанье любви без слов
Сильней, чем слова любви.
– Это про нас, правда?
– Правда.
– Я хочу жить как все. Я хочу, чтобы ты каждый день приходил домой. Мы бы вместе смотрели телевизор и пили чай, а по выходным ездили на природу. Как все!
– Что ты знаешь о том, что происходит за закрытыми дверями? Никто не знает, какие трагедии разворачиваются там, где их никто не видит.
Она гладила его голову, как мать, утешающая плачущего ребенка. Оба молчали.
Где-то в соседнем окне звучала музыка. Размеренная мелодия убаюкивала. Наступило утро.
– Я люблю тебя, – сказал он.
– Наконец-то я заслужила, чтобы ты меня полюбил… – усмехнулась она.
Зазвонил телефон. Они не пошевелились.
Телефон зазвонил снова, настойчиво.
– Ответь, – попросила она.
Леонид сердито встал.
– Кому это срочно понадобилось звонить в такое время? Алло? – выдохнул он раздраженно.
– Папа, – прозвенел детский голосок, – я тебя очень жду.
Он посмотрел на изуродованные часы, на выдернутый язык колокола…
Еще мгновение – и он почувствовал, как в глазах помутилось, голова закружилась, в груди все сжалось, и он рухнул на пол, увлекая за собой стеклянный журнальный столик, который с грохотом разлетелся на мелкие осколки.
Наталья
Рано утром, пока еще не стало жарко, Наталья и Леонид собираются на прогулку. Она тщательно готовит его к выходу: одевает в удобный спортивный костюм, который не жалко запачкать, бережно сажает в новое широкое кресло, покрывает ноги легким одеялом, чтобы не болтались и не мешали во время прогулки. Они спускаются в роскошный холл. Наталья провозит мужа мимо стойки, за которой сидит, съежившись, консьерж Толик. Она проходит мимо, не здороваясь и даже не поворачивая головы, а он провожает эту пару долгим печальным взглядом. Каждое утро они занимают одну и ту же лавочку в скверике, окруженном огромными новыми многоэтажками. В это время матери и няньки выгуливают детей, которые резвятся на площадке или спят в своих колясках, убаюканные щебетом птиц и легким ветерком.
Они проводят на этой лавочке долгие часы. Иногда она читает ему книги или рассказывает последние новости. Иногда делится своими соображениями о том, что давно прошло и никогда больше не повторится. Иногда она плачет или смеется. Вытирает выкатывающуюся слюну возле его губ. Укрывает его плотнее одеялом, чтобы не продуло.
Он всегда сидит неподвижно, слушает ее безучастно и глядит перед собой. Но это совсем не значит, что в его искореженной болезнью голове нет мыслей. Изредка, как вспышки, проносятся воспоминания. Вот ему лет шесть. Соседский мальчик пригласил его на день рождения. Это богатая семья, у них роскошно обставленная квартира и даже настоящее пианино. Ленечка судорожно выдумывает, что бы подарить соседу. Оглядывается вокруг: пустая комната, где, кроме сундука, стула и кушетки, ничего нет. Вдруг вспоминает, что мама недавно купила ему цветной карандаш – через месяц в школу. Он берет карандаш и гордо несет товарищу. Тот принимает подарок равнодушно и даже презрительно, а потом начинает насмехаться над маленьким Ленечкой, высмеивает его бедность, его штопаные штаны, его стертые ботинки, которые ему несколько жмут. И Ленечка стоит, потеет, красный от стыда, понуро опустив голову на этом празднике жизни, где столы ломятся от пирожных с заварным кремом и сладких пирогов. И возвращается домой в слезах, в угрюмом осознании своего ничтожества.
А потом вдруг другая сцена. Он видит бабушку. Та, скрывая обиду, идет на рынок. Ленечка категорически заявил, что после того, как попробовал во дворе у приятеля кусок сала с луком, он отказывается есть гусиные шкварки и требует жарить картошку исключительно на свином сале. Для бабушки держать в доме трефное – мучительно и больно. Слишком глубоко живут в ней религиозные предрассудки, которые не смогли вытравить ни коммунистическое образование, ни советские лагеря, ни интернациональное окружение. Бабушка в глубине души все та же провинциальная еврейка из штетла. Но ради любимого внука она идет на преступление. Денег на настоящее соленое сало нет. Поэтому она покупает свиные шкурки с сальной прослойкой. Стоят они копейки, зато сколько удовольствия! Дома она солит их, перчит, добавляет чеснок и тертый кардамон. Сворачивает тугим рулетом и долго варит. Шкурка по-прежнему жестковата, особенно для нее, ведь зубов давно нет. Но ведь она-то не ест. Она режет рулет на аккуратные ажурные ломтики и подает Ленечке с хлебом. Тот уписывает с удовольствием, нахваливает. Бабушка отворачивается. При всей любви к внуку ей страшно, что он так отдаляется от нее, становится совсем чужим и непонятным.
Вдруг мелькает новая картинка. Они переезжают в новую квартиру. Хоть и на первом этаже, и тесновата, но это уже не халупа, а отдельная жилплощадь. Его поражает сливной бачок. Он завороженно смотрит, как работает механизм: тянешь за веревочку, и он с ревом исторгает из себя содержимое, как страшный зверь, и долго еще не может угомониться, пока наконец поток воды не останавливается. Ленечка экспериментировал с этим чудом долго, пока мама не разозлилась и не выгнала его из туалета.
