* * *
Наталья появилась на пороге с Лилечкой, и Леночка почему-то даже не удивилась – лето, каникулы… Она была рада видеть внучку и особенно радовалась, когда обнаруживала в ней собственные или Ленечкины черты – например, упрямство. Правда, у Ленечки оно проявлялось скорее в своенравии и несколько покровительственном отношении к женщинам, его окружавшим, а у Лилечки сопровождалось долгим пронзительным воем такой интенсивности, что вынести его не было никаких сил, и поэтому она всегда побеждала. Лилечка была румяная, толстенькая, словно калорийная булочка, она улыбалась, обнажая мелкие редкие зубки. Леночка была рада видеть ее и тут же усадила к себе на колени.
– Елена Константиновна, вы не могли бы последить за Лилечкой? – попросила Наталья.
– Да. До вечера.
– Нет… – Она замялась. – Я имела в виду, что хотела бы оставить ее на несколько дней. Может быть, на месяц.
Леночка застыла на месте с открытым ртом.
– Зачем это? – наконец сумела произнести она, с трудом приведя челюсть в положенное ей состояние.
– Елена Константиновна, я хочу поехать к Лене.
Леночка снова замерла. Никогда в жизни ни она, ни какая-либо другая женщина не имела права вмешиваться в творческий процесс ее сына. И вот, пожалуйста, Наталья собралась к нему ехать, бросая ребенка на престарелую мать! На больную мать! Эта интриганка и психичка даже ни разу не поинтересовалась, как она себя чувствует. Но, подавив в себе ярость, она лишь спросила:
– А он об этом знает?
– Нет, – ответила Наталья, чуть смущаясь. – Я хочу сделать ему сюрприз.
«Здрасьте, приехали. Она собирается сделать ему сюрприз! А накакать на голову она не собирается?»
– Если Леня не приглашал тебя, то я даже не знаю, стоит ли тебе ехать… – начала было Леночка.
– Елена Константиновна, умоляю, пожалуйста! – Наталья сделала такую мину, что Леночка на секунду испугалась: а вдруг это опять приступ?
– Но как ты себе это представляешь?
– Все просто. Я поеду на поезде. Только проведаю его, а потом сразу вернусь. Я буду звонить, честно. – Леночка была в ужасе. Нельзя сказать, что ее день был расписан по минутам и она была так уж сильно занята. Но остаться с ребенком на неопределенное время совершенно не входило в ее планы. – Я вас очень прошу, – умоляла Наталья глухо, и Леночка опять испугалась, как бы ее снова не накрыла волна безумия.
– Ну, хорошо, – пробормотала она.
* * *
Поезд был старым, нечистым, вонючим и серым. Все вокруг было серым – пейзаж за окном, размытый, почти неразличимый, где изредка попадались шары перекатиполя, старые иссохшие кустарники да чахлые цветы, еле пробивавшиеся сквозь песок и сухую землю; занавески – закоптившиеся от чужих дыханий, мыслей и пота… И на душе было так же серо и грустно. В купе она оказалась с низкорослым, толстым и безобразным человеком с жеваными желтыми усами по имени Вилен Владимирович. Поначалу Наталья категорически отказывалась с ним поддерживать разговор. Попутчик не вызывал ничего, кроме брезгливости.
На пятом часу пути стало невыносимо душно, потно и противно. Наталья начала задыхаться, и ничего не оставалось, кроме как попросить Вилена Владимировича открыть форточку. Тот мигом оживился, сбегал за водой, откачал Наталью, и деваться уже было некуда, хотя бы из простой вежливости.
– Мы, по-моему, где-то с вами уже встречались, – начал глупый разговор отвратительный попутчик.
– Это исключено, – отрезала Наталья. Правда, улыбнулась, а то ведь неудобно.
– Нет-нет. Мы определенно с вами где-то встречались. Дайте подумать… – В задумчивости Вилен Владимирович был еще безобразней: жирное лицо напряглось, усы зашевелились, а толстенный живот навалился на стол. Вдруг глаза его просияли радостью, и он сказал:
– Я вас помню! Вы жена артиста! Я видел вас где-то… Где же это было… А, не важно. Главное, что я вас узнал!
Наталью передернуло. Еще не хватало, чтобы он к ней в друзья набивался. Все же она вежливо ответила:
– Может быть…
– Не может быть, а совершенно точно! Я же фотограф, у меня память колоссальная. Все помню. Вот хотите, я вам сейчас скажу, в каком наряде вы тогда были?
– Ну, скажите.
– В темно-синем брючном костюме и шикарной красной блузке. Я вас тогда сразу заметил. А? Каково?
– Впечатляет. Извините, что-то мне опять нехорошо, – попыталась отвязаться от него Наталья.
– Что, опять воды? – испугался Вилен Владимирович. – Я щас.
– Не надо воды. Я лучше вот почитаю.
– Ага, почитайте.
Но разошедшегося соседа остановить уже было невозможно. Немного помолчав, он опять начал:
– А вы вообще-то хорошо смотритесь вместе. Знаете, такая красивая статная пара. Это я вам как фотограф говорю. Кстати, хотите, я сделаю вам фотографии? Сразу штук двадцать, такой миленький альбомчик с вашим изображением? И мне одну карточку подарите – на память.
– Нет, спасибо, не надо.
– А вы куда едете, если не секрет? К мужу?
– К мужу.
– А-а. Я сразу понял, что к мужу. Вид у вас такой… Немножко печальный. Вы уж извините.
– Не вижу никакой логики. Я еду к мужу, и вид у меня поэтому очень радостный.
– Да не врите вы. Я же фотограф, все сразу вижу. Скажите, он вам изменяет?
– Что вы себе позволяете?
– Да ладно вам. Мы тут вдвоем, ночь… Спать все равно не получится – душно очень. Так что давайте поговорим. Я же вижу, у вас на душе муторно. Я ж фотограф…
– Да что вы заладили – фотограф, фотограф.
– А я в каком-то смысле инженер человеческих душ. Вот человека сфотографирую – и сразу видно, что у него в душе творится. А вам плохо, вижу. Он вам изменяет?
– Я требую немедленно прекратить эти ваши глупые разговоры!
– Изменяет, сразу вижу. Я ж… да… и зачем такой женщине изменять… Ну, с другой стороны, он же человек искусства. Я вот тоже – фотограф. Тоже жене изменяю.
Наталья встала.
– Извините, я не намерена выслушивать ваши гадости.
Она вышла в коридор, нашла проводника и потребовала переселить ее в другое купе.
– Мест нету, – отрезал тот, – куда я вас посажу? Весь вагон забит. Нету мест.
– Ну, может, в другой вагон?
– Женщина, вы че? Я из-за вас поезд останавливать буду, что ль?
Наталья со вздохом вернулась в купе. Вилен Владимирович с аппетитом ел жареную картошку с луком и запивал водочкой.
– Здравствуйте! – осклабился он. – Ну что, подышали? – Наталья уселась и сердито взглянула на него. – Вот смотрю я на вас, Наталья, кажется? Вот смотрю и удивляюсь – какая восхитительная женщина и все одна. Мужик-то ваш небось в разъездах всегда?