Он быстро разобрался в полной бестолковости мамы и бабушки. Как воспитательницы они были абсолютно профнепригодными. Пороть не умели, лупить тоже, даже в угол и то поставили лишь один раз в жизни, когда Ленечка злобно пнул бабушку ногой за какую-то мелкую ее провинность, а затем еще громко крикнул:
– Брысь отсюдова!
И то стоял недолго – минут десять максимум, пока сердце материнское не дрогнуло, и он, с громким воем выбежав из места своей временной ссылки, уткнулся в ее колени и горько-горько зарыдал. Этого единственного случая было достаточно, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос о санкциях.
То же касалось и всякого рода поощрений. Родительницы отличались тупой непробиваемой бестолковостью в вопросе о подарках. В то время, как весь двор мечтал о велосипеде, ну, или хотя бы футбольном мяче, они дарили совершенно никому не нужные тетрадки, карандаши (ровно две штуки, синий и красный), полезные в хозяйстве носки, трусы и вязаные шарфы. Все это богатство Ленечка принимал с унылым вздохом.
Но переезд стал для Ленечки спасением, потому что здесь возможности бабушки и мамы контролировать его воспитание и развитие стали несколько ограниченными. Главным воспитателем, просветителем и учителем стал двор. В десять лет Ленечка попробовал сигареты, в двенадцать впервые выпил портвейн, а в тринадцать увидел голую женщину – пьяную соседку. Ни первое, ни второе большого восторга не вызвало, зато грязное, опухшее женское тело всколыхнуло еще не осознанный, но уже явно ощущаемый мужской интерес и повергло юношу в длительное томительное беспокойство.
* * *
– Здравствуйте ребята! Слушайте «Пионерскую зорьку»! – Так начиналось Ленечкино утро. Вообще-то, радиопередача про жизнь пионерии предназначалась для учеников средних и старших классов, но умненький Ленечка слушал ее уже лет с пяти. Он вообще развивался явно с опережением графика.
Под бабушкиным руководством мальчик научился читать уже в четыре года и стал заядлым книгочеем. Вскоре после переезда он освоил дорогу в местную библиотеку, которая не отличалась богатым книжным фондом, но вмещала все что нужно, чтобы удовлетворить мальчишеское любопытство: полное собрание сочинений Дюма, Жюля Верна, Льюиса Стивенсона и Фенимора Купера. Ленечка читал запоем, как и полагается интеллигентному мальчику. Однажды бабушка принесла из библиотеки фантастическую повесть «Земля Санникова», и Ленечка немедленно погрузился в чтение. Его так потрясла история о затерянной земле, что он тут же уселся за контурные карты – вычислять ее местонахождение. После нескольких дней напряженной работы расположение загадочной «земли» было обнаружено.
– Я нашел, – совершенно серьезно сообщил он бабушке и матери вечером за ужином.
– Что?
– Затерянную землю. – Мать с бабушкой переглянулись. – Я отправляюсь в экспедицию, – продолжил Ленечка все тем же невозмутимым тоном.
– Да ты с ума сошел! – воскликнула бабушка.
– Надеюсь, ты шутишь, – сухо заметила мама.
– Нет, – ответил он твердо и спокойно. – Не шучу.
Женщины снова переглянулись. Конечно, сложно было представить себе малолетнего Ленечку, в одиночку отправившегося в экспедицию, но с другой стороны, такие попытки нужно было пресекать в зачатке.
– У меня идея! – сообщила Мусечка с радостным видом. – Давай мы напишем письмо писателю, а ты расскажешь, где находится эта земля!
Ленечка отнесся к предложению с энтузиазмом. За вечер было написано и тщательно упаковано письмо вместе с контурной картой, где отмечены координаты затерянной земли. Но самое поразительное произошло через два месяца, когда пришел ответ от автора книги. Тот сердечно благодарил Ленечку за проявленный интерес, но сообщал, что координаты приблизительные и по ним выявить истинное местоположение невозможно. Эта история потом передавалась с многочисленными подробностями всем знакомым и малознакомым лицам.
Но настоящий звездный час его наступил потом. Во дворе все знали, что он любитель чтения. С книжкой выходить во двор было западло – засмеют, да еще назовут евреем. На это Ленечка крепко обижался и тут же бросался в бой, потому что знал: быть евреем стыдно и неприлично. Но все ждали его рассказов. Набегавшись после футбольного матча или наигравшись в казаки-разбойники, дети собирались в таких местах, куда взрослые не совались: на чердаке, в подвале, в развалинах старого, давно покинутого жильцами дома. Потные, раскрасневшиеся, с влажными глазами и открытыми ртами они слушали рассказы о войне между французами и англичанами, о великих завоеваниях и опасных походах. Память у Ленечки была отличная. Он цитировал целые страницы из прочитанного, изображая в лицах и коварных злодеев, и роковых красавиц, и бесстрашных героев. Иногда Ленечка так увлекался, что начинал сочинять сам, и оригинальный сюжет буквально бледнел и меркнул перед напором его буйной фантазии. Товарищи разинув рот следили за завораживающими событиями, а рассказчик входил в раж и придумывал все более неожиданные комбинации и ходы. В конце концов все заканчивалось сокрушительной победой добра над злом и абсолютным триумфом исполнителя.
* * *
Но вскоре возникла новая проблема, которую Леночка ожидала давно с замиранием сердца. Прозвучавшее слово «байстрюк» хоть было незнакомо, но Ленечка безошибочно понял его значение. Отсутствие отца мучило его, и когда другие мальчишки упоминали о «батянях» и «паханах», это вызывало болезненные уколы зависти.
На все вопросы мама и бабушка отвечали уклончиво, рассказывали то про погибшего на войне героя-летчика, то про захваченного в плен и принявшего мученическую смерть героя-коммуниста, то про героя-полярника, замерзшего насмерть в арктических снегах, то еще про какого-то неведомого героя. Все эти рассказы, майсы, как их называла бабушка, Ленечка слушал раскрыв рот и задержав дыхание, а потом пересказывал во дворе своим товарищам по играм в лицах, превосходно передавая трагизм героической гибели и убедительно изображая смерть, окончательную и бесповоротную. Товарищи его сценическому изображению верили. Иногда приходилось отстаивать свою правду силовыми методами, но Ленечка отличался хорошим здоровьем (несмотря на то, что бабушка была уверена в обратном), крепкими кулаками и удивительным бесстрашием. Поэтому даже наличие грозного противника не удерживало его от того, чтобы нанести обидчику удар в нос. В ответ он тоже бывал бит, жестоко и часто, но все, включая маму и бабушку (что удивительно!), относились к этому выяснению мужских отношений с уважением и пониманием. Они молча обрабатывали ему разбитые коленки и рассеченные губы зеленкой, прикладывали монетки к набитым шишкам и с тайным удовлетворением смотрели, как взрослеет их ненаглядный мальчик.
* * *
– Садись на веник и езжай без денег, – раздался однажды насмешливый голос. Ленечка узнал его – он принадлежал Серому, долговязому тощему мальчишке, наглому и жестокому, которого боялась вся округа. Отец Серого недавно освободился, и сидел он не как некоторые, по политическим статьям, а по самой настоящей уголовке – за убийство в драке. Серый отцом гордился, слабаков презирал, к мелкотне относился брезгливо и снисходительно. Его всегда сопровождал Никита-рыжий, низкорослый парень с россыпью веснушек на лице. Встреча с этими двумя не сулила ничего хорошего. Они вечно слонялись по району, выискивая тех, за чей счет можно было поживиться – у кого яблоко спереть, у кого яйцо вареное… Бывало, удавалось вытрясти из жертвы и пару копеек. Из Ленечки трясти было нечего, но он выглядел опрятно и вел себя как и подобает воспитанному ребенку, а потому вызывал особенную злость у этой парочки. Обычно они изводили Ленечку придирками и обидно дразнили его. Но сегодня, увидев их издали, Леня почувствовал, как холодок пробежал по его телу. Кроме того, он был не один – вокруг стояли другие ребята со двора.
