А я как раз тот самый слабак, что вечно подворачивается под руку.
– Ну пойдем, – сказал Рауди, – я тебя не дам в обиду.
Он знал, что я боюсь побоев. И знал, что ему, как всегда, придется за меня драться.
Рауди защищал меня с рождения.
Нас обоих вытолкнули в мир 5 ноября 1992 года в госпитале Святого сердца в Спокане. Я на два часа старше Рауди. Я родился весь переломанный и перекрученный, а он родился психом.
Он всё время плакал, вопил, пинался и дрался. Кусал материнскую грудь, когда она пыталась его кормить. Кусал, пока она не сдалась и не перевела его на молочные смеси.
И с тех пор он не особо изменился.
Нет, в свои четырнадцать он, ясное дело, не бегает по округе, чтобы кусать женщин за грудь, но зато дерется, пинается и плюется.
Драку он впервые затеял в детском саду. Набросился на трех первоклассников, когда играли в снежки, потому что один из них кидался ледышками. Рауди быстро их побил.
А потом побил учителя, который хотел остановить драку.
Ну, не прям вот избил, учителя-то, но разозлил жутко.
– Да что с тобой не так? – заорал тот.
– Всё не так! – заорал в ответ Рауди.
Рауди со всеми дрался.
С мальчишками и девчонками.
С мужчинами и женщинами.
С бродячими собаками.
Да черт, даже с погодой он дрался.
Лупил кулаками дождь.
Нет, честно.
– Ну давай, тюфяк, сходим на пау-вау, – сказал Рауди. – Нельзя же вечно прятаться в четырех стенах. А то скоро в тролля превратишься или еще в кого.
– А если до меня докопаются? – спрашиваю.
– Тогда я до них докопаюсь.
– А если кто-нибудь засунет мне палец в ноздрю?
– Я тогда тебе во вторую засуну, – сказал Рауди.
– Ты мой герой, – говорю.
– Пойдем на пау-вау, – попросил Рауди. – Пожалуйста.
Эх, когда Рауди становится вежливым, мне крыть нечем.
– Ладно, так и быть.
И мы протопали несколько километров до места проведения пау-вау. Стемнело, часов восемь было, наверно, и барабанщики с певцами уже разогрелись, распелись и были прекрасны.
Я разволновался. Ну и подмерзать начал.
На пау-вау днем дьявольски жарко, а вечером чертовски холодно.
– Надо было куртку надеть, – говорю.
– Не ной, – сказал Рауди.
– Пошли посмотрим куриных танцоров
[5].
Не знаю, нравятся мне куриные танцоры, они танцуют так похоже на кур! А вы уже в курсе, что к курам я питаю слабость.
– Хрень-скукотень. – Рауди сморщился.
– Мы немного поглядим, потом пойдем играть в карты или еще чего, – говорю.
– Ладно, – вздохнул Рауди, единственный человек, который меня слушает.
Мы прошли мимо припаркованных легковушек, грузовиков, джипов, домиков на колесах, тентов и вигвамов.
– Слышь, давай купим контрабандного виски, – предложил Рауди. – У меня есть пять баксов.
– Не напивайся, а то станешь уродом.
– А я и так урод, – заржал Рауди.
Он споткнулся о стойку палатки и свалился на минивэн, стукнулся лицом о стекло и врезался плечом в зеркало заднего вида.
Получилось смешно, и я засмеялся.
Это было ошибкой.
Рауди взбесился.
Швырнул меня на землю и едва не пнул. Уже замахнулся ногой, но в последнюю секунду отдернул. Ясное дело, он хотел отомстить мне за смех. Но я его друг, лучший друг, единственный друг. Он не мог меня ударить. Поэтому схватил мусорный пакет, полный пустых бутылок из-под пива, и обрушил его на минивэн.
Во все стороны полетело битое стекло.
Потом Рауди схватил лопату, которую хозяева машины прихватили, чтобы закопать остатки от пикника, и набросился на этот минивэн. Вышиб из него весь дух.
Бам! Бум! Тыдыщ!
Сделал вмятину в двери, расколошматил окна и сбил зеркала.
Я испугался Рауди, испугался, что нас посадят в тюрьму за вандализм, и дал деру.
Это было ошибкой.
Прибежал я прямо в лагерь братьев Андрус. Андрусы – Джон, Джим и Джо – самая жестокая троица в истории нашей планеты.
– О, глядите-ка, – сказал один из них. – Это ж Водяная Башка.
Ага, эти братцы издевались над моим мозговым повреждением. Очаровательно, правда?
– Не-а, не Водяная, – сказал другой братец. – Водородная.
Не знаю, кто из них это сказал. Я их не различаю. Я хотел удрать, но один из них схватил меня и швырнул другому. Они стали кидать меня друг другу, как мячик.
– Водопроводная.
– Водорасходная.
– Водонапорная.
– Водозаборная.
– Водолюбивая.
– Водоносная.
– Водопоносная.
Я упал. Один из них поднял меня, отряхнул от пыли и пнул коленом по яйцам.
Я снова упал, схватившись за пах и стараясь не заорать.
Братья Андрусы захохотали и пошли прочь.
Да, кстати, я говорил, что братьям Андрусам по тридцатнику?
Какой мужик вообще станет бить четырнадцатилетку?
Перворазрядные засранцы.
Я лежал и держал свои орешки бережно, как белочка, когда подошел Рауди.
– Кто это сделал? – спросил он.
– Братья Андрусы, – проскрипел я.
– По голове били? – Рауди знал, какие нежные у меня мозги. Если бы братья Андрусы пробили мне дыру в черепе, я затопил бы весь пау-вау.
– С мозгами всё в порядке, – говорю. – А яйцам кранты.
– Убью подонков, – сказал Рауди.
Убить он их, конечно, не убил, но мы прятались возле лагеря Андрусов до трех утра. Они вернулись и задрыхли без задних ног. Тогда Рауди прокрался в палатку и сбрил им брови и отрезал косы.
Это худшее, что можно сделать индейцу, который годами отращивает волосы. А Рауди срезал их за пять секунд.
