Мы даже друг друга не слышали.
Я уже забеспокоился, как бы нам всем не заработать какое-нибудь хроническое повреждение слуха.
Я поглядывал на игроков Уэллпинита, пока они разогревались. А Рауди, как я заметил, поглядывал на нас.
На меня.
Мы с Рауди делали вид, что не смотрим друг на друга. Но черт, вот черт, через весь зал мы посылали друг дружке взгляды, полные ненависти.
Надо очень сильно любить человека, чтобы так его ненавидеть.
Наши капитаны команд, Роджер и Джефф, подбежали к центральному кругу, чтобы переговорить с судьями.
Потом наш оркестр заиграл гимн.
А потом пятеро игроков основной команды, включая меня, выбежали, чтобы сразиться с уэллпинитской пятеркой.
Рауди ухмыльнулся, когда я занял позицию рядом с ним.
– Да вы, ребят небось в отчаянии, раз ты в основной команде, – сказал он.
– Я твой заслон, – говорю.
– Чё?
– Я сегодня твой заслон.
– Тебе меня не остановить. Я тебе надирал задницу четырнадцать лет.
– Не сегодня, – говорю. – Сегодня моя очередь.
Рауди заржал.
Судья подбросил мяч.
Здоровяк Роджер дотянулся до него и передал нашему разыгрывающему защитнику, но Рауди оказался быстрее. Он перехватил пас и помчался к своему щиту. Я за ним. Я знал, что он хочет заколотить мяч прямо в кольцо. Знал, что он хочет донести до нас свой посыл.
Я знал, что он хочет опустить нас в самом начале игры.
Сперва я подумал нарочно нарушить правила, чтобы предотвратить этот бросок из-под кольца. Он получит право на два свободных вбрасывания, но это уже далеко не так великолепно, как из-под кольца.
Но нет, этого я не мог сделать. Не мог применить к нему фол. Это всё равно что сдаться. Так что я ускорился и приготовился прыгать вместе с Рауди.
Я знал, что он может взлететь на полтора метра над кольцом. Я знал, что он прыгает на полметра выше, чем я. Поэтому мне нужно прыгнуть быстрее.
Рауди взлетел. И я взлетел вместе с ним.
А ПОТОМ Я ВЗЛЕТЕЛ НАД НИМ!
Ага, если бы я верил в магию, в привидения, то решил бы, что взлетел на плечах моей покойной бабушки и Юджина, лучшего друга отца. А может, меня вознесла мамина и папина вера в меня.
Не знаю, что произошло.
Но впервые и единственный раз в моей жизни я прыгнул выше Рауди.
Я взмыл над ним, когда он попытался бросить из-под кольца.
И ВЫХВАТИЛ МЯЧ ПРЯМО ИЗ ЕГО РУК!
Ага, мы были метрах в двух от земли, но я всё равно смог дотянуться до мяча и вырвать его из рук Рауди.
Даже в полете я успел увидеть на лице Рауди полнейшее недоумение. Он не мог поверить, что я лечу вместе с ним.
Он считал себя единственным индейцем-суперменом.
Я приземлился, крутанулся и повел мяч к нашему кольцу. Рауди, крича от ярости, мчался по пятам.
Наши болельщики сходили с ума. Они не верили в то, что я сделал.
Ну, то есть подобные вещи случаются в профессиональном баскетболе, или среди команд колледжа, или в команде старших классов крупных школ. Но в баскетбольном матче среди маленьких школ никто так не прыгал. Никто так не останавливал бросок.
НИКТО НЕ ВЫХВАТЫВАЛ МЯЧ ИЗ РУК ПАРНЯ, КОТОРЫЙ УЖЕ ЗАНЕС ЕГО НАД КОЛЬЦОМ.
Но я еще не закончил. Я не хотел бросать издалека. Я хотел набрать очков. Я отнял мяч у Рауди и теперь хотел заработать очки прямо у него под носом. Я хотел начисто подорвать его силу духа.
Я побежал к своему кольцу.
Рауди орал у меня за спиной.
Мои товарищи по команде потом рассказывали, что я скалился как идиот, когда несся по площадке.
Этого я не знал.
Знал только, что хочу забросить в прыжке, швырнуть этот бросок прямо в лицо Рауди.
Я хотел бросить из-под кольца. И по ощущению, как во мне бурлит адреналин, понимал, что еще раз смогу допрыгнуть до корзины. Но отчасти, думаю, я знал, что повторить это я уже никогда не смогу. Мне был отмерен только один шедевральный прыжок.
Я не прыгун, я бомбардир.
Поэтому я резко остановился на трехочковой линии, отчего подошвы кроссовок скрипнули по паркету, и сделал ложный замах. И Рауди купился. Он подпрыгнул высоко надо мной, чтобы блокировать мяч, а я просто ждал, когда рядом с кольцом будет свободно. Взвившись в воздух и пролетая мимо, Рауди посмотрел на меня. А я на него.
Он знал, что продул. Что попался на простейшую обманку. И что он уже никак не остановит мой бросок.
Черт, как же он расстроился.
Жутко.
И угадайте, что я сделал.
Я показал ему язык. Как Майкл Джордан.
Я смеялся над ним.
А потом совершил свой трехочковый – без касания кольца. Мяч влетел в корзину со свистом.
И ТРИБУНЫ ВЗОРВАЛИСЬ!
Зрители плакали.
Правда.
Папа обнял какого-то белого парня. Незнакомого. Обнял и поцеловал как брата, понимаете?
Мама потеряла сознание. Серьезно. Она покачнулась, навалилась на белую женщину рядом с ней, и хлоп – в обмороке.
Очнулась через пять секунд.
Все вскочили на ноги. Они давали друг другу пять, обнимались, танцевали и пели.
Заиграл школьный оркестр. Но участники ансамбля от такого потрясения и радости играли разные мелодии, каждый что-то свое.
Мой тренер подпрыгивал на месте и крутился волчком.
Члены команды выкрикивали мое имя.
Ага, весь этот шум и гам случился на счете всего лишь 3:0.
Но, поверьте мне, игра была закончена.
Всё произошло секунд за десять. Но игра уже завершилась. Правда. Так бывает. Одна подача может предрешить исход матча. Одна подача может навсегда изменить ход жизни.
Мы обыграли Уэллпинит на сорок очков.
Разбили их в пух и прах.
Этот трехочковый остался моим единственным броском в тот день. Больше я не бросал.
Ага, я принес команде всего три очка – мой самый низкий рейтинг за весь сезон.
Но Рауди получил всего четыре очка.
Я его остановил.
Я остановил его на четырех очках.
Всего два попадания в корзину.
Один раз он бросил из-под кольца в первой четверти, когда я споткнулся о ногу товарища по команде и упал.
И второй раз – в четвертой, когда до конца игры оставалось всего пять секунд, он перехватил у меня мяч и рванул к кольцу, чтобы бросить.
