Гале часто приходилось слышать, что она делает всё «робко и сухо». А она, несмотря на свои ещё почти детские годы, упорно не хотела посылать в зрительный зал обязательные улыбки.
Так проходила зима, и учебный год вместе с зимой близился к концу. Незаметно весна растопила замёрзший воздух, ясной синевой посмотрело небо на оттаявший город и заглянуло в окна Театральной школы. И однажды, в тёплый весенний день, из класса в класс пронеслась ошеломляющая новость: школа поедет на дачу!
Это казалось совершенно невероятным. Школу, место труда и учения, нельзя было представить себе среди полей и лесов, вне города, вне его каменных стен!
И тем не менее это было действительно так: тотчас по окончании сезона вся школа была перевезена на дачу — в Детское Село.
НА ЮСУПОВСКОЙ ДАЧЕ
Они переехали в первые дни тёплого мая, когда в пышных садах Детского Села зацветала сирень. Колонны и балконы бывшей дачи графа Юсупова, которую теперь правительство отдало для летнего отдыха Театральной школы, поднимались из чащи лиловых и белых гроздей.
Когда Галя соскочила с огромного грузовика и увидела эти благоухающие заросли махровой и персидской сирени, ей показалось, что она пьянеет от этой красоты, как от вина, которое хлебнула она однажды из папиного стакана.
Она не слышала окликов Эммы Егоровны и, забыв в грузовике свой чемоданчик, побежала по дорожке прямо к благоухающим кустам, где качались под ветром крупные гроздья. И там, в тёмной чаще, опустила в них лицо, вдыхая ни с чем не сравнимый запах цветущей весны.
Эмма Егоровна с помощницами уже выстраивала всех парами около грузовика, и Галя, услыхав своё имя, хотела вернуться… Но в эту минуту в мягком вечернем свете она увидела яркую лужайку, поросшую такими крупными маргаритками, о существовании которых она даже не подозревала. Она побежала к ним и села в густую траву, пестревшую цветами.
— Галя, наконец ты нашлась! Пойдём в дом скорее, всех размещают по комнатам!.. На что ты там глядишь? — Таня бежит по дорожке и останавливается около Гали. — Что такое?
— Танюша, — шёпотом отвечает Галя, подняв на неё сияющее лицо: — они махровые!..
— Вот видишь! — говорил на другой день папа, приехавший посмотреть на Галино новое житьё. — Вот чего добились люди революцией! И вот что значит новая жизнь! Раньше весь этот громадный дом занимала только одна семья и пользовалась таким огромным и чудным парком. А теперь здесь отдыхает целая школа, и сколько вашего брата понаберётся здесь сил к зимней работе! Поправляйся и ты: зимой работа будет большая, скоро и старший класс!.. Ну и дача! — повторял папа, обходя с Галей аллеи огромного парка и берега его прозрачных прудов.
В тот же вечер Галя, Таня и Туся Мюллер отправились осматривать своё новое обиталище. Они обошли широкие террасы, мраморный пол которых уже начинал кое-где зарастать травой. Долгий северный закат позолотил колонны, кариатиды и выступы стен. В ярком свете горели какие-то старые башенки над боковым корпусом здания.
Тао Хоа (балет «Красный цветок», музыка Р. Глиэра)
— Поднимемся, поглядим, что там?! — предложила Таня, посматривая на крошечные окошки башен.
Туся Мюллер схватила Таню за руку и страшным шёпотом сказала:
— Что ты, что ты! Туда ходить страшно, я ни за что не пойду!
Маленькая дверь, ведущая в башню, оказалась запертой на огромный замок, ключ от которого был давно потерян. Но Галя с Таней храбро идут в верхний этаж и там приходят в восторг от большого зала овальной формы, обитого лазурным штофом, кое-где уже свисающим клочьями.
Но это было неважно. Гораздо важнее было то, что в конце этого зала возвышалась маленькая сцена — очевидно, когда-то бывшего здесь домашнего театра.
Таня взобралась на неё по маленькой лестнице и пробежалась на носках. Потом одной ногой она описала полный круг в воздухе и, остановившись перед Галей, спросила с загадочным видом:
— Галя, угадай: что здесь можно делать?
Галя посмотрела на Таню и махнула рукой:
— Ну, опять угадывать!
— Немедленно угадывай: что мы здесь будем делать?
Галя помолчала и вдруг весело закричала:
— Я знаю что! Мы можем здесь устраивать спектакли!
— Ну конечно, именно это! — И, втащив Галю за руку на высокую сцену, Таня закружилась с ней по скрипящим, старым половицам, поднимая тучи пыли.
Было решено: они вдвоём будут танцевать всё, что видели, всё, что знают. Иногда Туся будет им помогать, но в общем…
— Но, в общем, мы с тобой будем ведущие актрисы! — говорит Таня.
— Какие же мы ведущие, если нам некого вести?
— Это неважно. Ты меня будешь вести, а я тебя. Обе будем ведущие.
— А как же музыка — где нам её взять?
— Подумаешь! Будем сами себе петь, вот и всё. Очень просто!
Скоро на школьной даче был объявлен спектакль. «В большом овальном зале», как значилось в афише, написанной красным карандашом и прикреплённой к стволу старой липы — там, где сходилось несколько дорожек. В афише было сказано, что исполнители покажут отдельные сцены из всех балетов, шедших в зимнем репертуаре театра.
В воскресенье вечером шёл дождь, и, так как гулять было нельзя, спектакль собрал много народу.
Тусе Мюллер сказали, что она может давать звонок к началу.
Что это был за спектакль! Никогда ещё в овальном зале не было ничего подобного. Под аккомпанемент собственного пения (из-за кулис подтягивала Туся Мюллер в самых трудных местах, когда у исполнительниц не хватало дыхания) две девочки повторяли сцены из всем известных балетов, дополняя их собственным воображением, а главное, доносили до зрителей смысл каждой сцены, передаваемой без слов.
В трёх сценах Галя была мальчиком. И даже Эмма Егоровна, никогда ничему не удивлявшаяся, сказала милостиво: «Schön!» — «Прекрасно!»-увидев, с какой точностью повторяют лёгкие ноги этого мальчика движения взрослых танцовщиков.
Всё шло прекрасно.
Беда разразилась в самом конце второго отделения, когда уже прошли сцены и «Баядерки», и «Спящей красавицы», и «Щелкунчика» и начался последний танец — «Пьеро и Пьеретты». Пьеретта-Таня убегала от Пьеро, легко проносясь на пуантах. И вдруг… беда стряслась такая, какой никто не мог ожидать: на краткой паузе, когда Таня переводила дыхание, она вдруг почувствовала, что в её самодельном костюме произошло что-то ужасное, что-то непоправимое — и, прежде чем она поняла, что именно произошло, пышная юбочка Пьеретты уже лежала лёгкой пеной у её ног на полу. А Таня в купальном костюме стояла на сцене, закрывая руками лицо, по которому хлынули потоки слёз.
