– Чары чёрные твори:
Злобный пунш вари!
Это и была так называемая настройка. Неудивительно, что они не хотели, чтобы котик и ворон стали свидетелями этой сцены. Во всяком случае, колдун и ведьма пришли в нужное настроение и могли приступить к делу.
– Во-первых, – заявил Заморочит, – мы должны теперь добыть подходящий сосуд для сатананархархеоложногениальалкогольадского Спецпунша.
– Добыть? – спросила Тирания. – У тебя что, нет даже чаши для пунша в твоём холостяцком хозяйстве?
– Добрая тётенька, – сказал Заморочит, глядя на неё свысока, – ты, видно, ничего не понимаешь в алкогольных напитках. Ни одна чаша для пунша во всём мире – даже если она выточена из цельного бриллианта – не выдержит той процедуры, которая требуется для варки этого пунша. Она просто лопнет, или расплавится, или вообще испарится.
– Что же нам теперь делать?
Колдун покровительственно улыбнулся:
– Слыхала когда-нибудь про холодный огонь?
Тирания отрицательно покачала головой.
– Ну вот тогда слушай, – сказал Заморочит. – Тут есть чему поучиться, Тирания, Тираничка!
Он снял с полки громадную жестяную банку, подошёл к камину, и огонь в этот миг вспыхнул ярче.
Плеснув нечто невидимое в пламя так, что оно зашипело, колдун произнёс:
– Жаркого огня творенья!
Ваши танцы и движенья —
Просто жара порожденье,
Просто пламени игра.
Вы – лишь быстрые виденья,
Вам застыть придёт пора.
И одежды саламандры,
Эти светлые скафандры,
Затвердеют, охладеют и замрут —
Вас навек запрут.
В то же мгновение огонь перестал трепетать, застыл и теперь казался каким-то необычным большим растением со множеством светящихся зелёных зубчатых листьев. Заморочит залез в камин и стал срывать один за другим листья, пока не набрал целый букет. Едва он вылез, как вспыхнул новый огонь в камине и стал танцевать, как прежний.
Колдун подошёл к столу посреди лаборатории и стал складывать застывшие стеклянно-зелёные листья, как отдельные части игры-головоломки. Там, где зубчатые концы подходили один к другому, они тут же сливались, образуя цельный кусок. В каждом огне возникают самые разнообразные формы пламени – если их сложить вместе, всегда получится нечто целое, только формы эти постоянно меняются, и так молниеносно, что взгляд не может за этим уследить.
Очень быстро под умелыми руками Заморочита возникло плоское овальное дно. Потом он приставил к нему стенки, пока наконец не получился круглый большой аквариум для золотых рыбок примерно в метр высотой и такого же диаметра. Он переливался зеленоватым светом и выглядел как-то нереально.
– Так, – сказал колдун и вытер пальцы о свой халат, – это мы сделали. Красиво выглядит, не правда ли?
– И ты думаешь, что это будет держаться? – спросила ведьма. – Ты уверен?
– Уж можешь на меня положиться, – ответил он.
– Вельзевул Заморочит, – сказала Тирания со смешанным чувством зависти и уважения, – как ты это сделал?
– Научные процессы ты вряд ли сумеешь понять, тётушка, – отвечал он. – Тепло и движение сохраняются только в позитивно текущем времени. Если же над ними распылять негативные мгновения, так называемые частицы антивремени, тогда те и другие поднимаются друг против друга и огонь становится твёрдым и холодным, как ты сама сейчас видела.
– А можно до него дотронуться?
– Само собой.
Ведьма осторожно провела рукой по поверхности огромного стеклянного сосуда. А потом спросила:
– Ты не мог бы меня этому научить, Вульчик?
Заморочит отрицательно покачал головой:
– Это секрет фирмы.
Восемь часов вечера
Мёртвый парк, окружающий виллу «Кошмар», был не очень велик. Хотя он и был расположен в центре города, вряд ли кто-нибудь из жителей даже ближайших районов когда-либо его видел, потому что он был окружён каменной стеной высотой три метра.
Но колдуны могут создавать и невидимые препятствия, ну, например, такие как забвение, печаль, замешательство. Вот и Заморочит окружил свою каменную стену невидимым барьером из страха и ужаса, так что каждому любопытному хотелось скорее пройти мимо этой высокой стены и не думать о том, что за ней.
В стене были, правда, высокие ворота из железной решётки, сильно поржавевшей, но и сквозь них нельзя было заглянуть в парк, потому что всё закрывала густая живая изгородь чёрного гигантского чертополоха.
Через эти ворота Заморочит обычно выезжал на своём многомобиле, что, впрочем, случалось довольно редко.
В Мёртвом парке когда-то давно, когда он ещё назывался совсем по-другому, было много удивительно красивых деревьев и живописных кустарников, куртин, но теперь все они были оголены – и не только из-за того, что стояла зима. Колдун десятилетиями ставил на них научные опыты, манипулировал их развитием и ростом, калечил их силы плодородия. Они с годами хирели и болели, а он оценивал их жизненные сроки, пока постепенно одно за другим не замучил до смерти. Теперь здесь торчали только сухие скрюченные сучья, они простирались к небу, словно этими скорбными жестами умоляли о помощи перед концом, но никто не слышал их немого крика. Птиц давно уже не было в этом парке даже летом.
Толстый котик брёл, тяжело ступая по глубокому снегу, с трудом вытаскивая лапы, а ворон скакал и порхал рядом с ним, и иногда его сносило ветром в сторону. Они шли молча, потому что пробирались с трудом.
Высокая каменная стена была Якову нипочём, а для Мяурицио она явилась настоящей непреодолимой преградой, но тут он вспомнил про ворота с железной решёткой, через которые когда-то сюда пролез. Они пробрались между вычурными железными прутьями.
И невидимый барьер страха не стал для них препятствием, потому что был создан специально против людей, боящихся привидений. Надо сказать, что даже те, кто смеялся над верой в привидения, попав в эту зону страха, вдруг начинали верить в духов и удирали со всех ног. Да и большинство зверей боялись привидений, но меньше всех кот и ворон.
– Скажи-ка, Яков, – тихо спросил Мяурицио, – а ты веришь в привидений?
– Конечно, – ответил Яков.
– А ты хоть разок видал их?
– Нет, лично я нет, – сказал Яков, – но все мои родственники в прошлые времена крутились вокруг виселиц, где болтались повешенные. А то и на крышах замков с привидениями сидели. Там этих духов да привидений было навалом. Но у нашего брата хлопот с ними не было. Про такое я не слыхивал. Наоборот, наши с ними даже дружили.