– Так вот, выслушай-ка меня внимательно, Вельзевул Заморочит, – начала она. – В сущности, ты обязан мне всем, что сейчас собой представляешь. Это-то хоть тебе понятно? Когда твои дорогие родители – мой зять Асмадей и моя сестра красавица Лилит – трагически погибли вместе с затонувшим кораблём в великой морской катастрофе, которую они сами же и устроили, я взяла тебя к себе, вырастила и воспитала. Ты ни в чём не нуждался, ни в чём тебе не было отказа. Я собственноручно преподала тебе начала столь прибыльной методики мучений зверей, когда ты был ещё в самом нежном детском возрасте. Позднее я посылала тебя учиться в различные сатанинские учебные заведения: в гимназию Содома и Гоморры, в колледж Аримана, духа тьмы и зла. Но характер у тебя был не из лёгких, Вульчик-Вельзевульчик. С юных лет ты всегда был трудновоспитуемым, с первых курсов Магико-Технического университета в Вонебурге ты славился сумасбродством и бездарностью, а я постоянно сглаживала всё и защищала тебя, потому что ведь мы с тобой остались последними из нашей большой семьи. Всё это стоило мне, как тебе известно, бешеных денег. За твои отличные отметки на экзаменах по высшей дьяволистике ты тоже должен благодарить лишь меня одну, поскольку я использовала для этого всё своё влияние как президентша интернационального акционерного общества «Злопром». Я позаботилась и о том, чтобы тебя приняли в Академию чёрных искусств. Я же ввела тебя в Глубочайшие Круги, где ты смог познакомиться с Его Превосходительством, твоим покровителем, самолично даровавшим тебе своё имя. Короче говоря, я считаю, что ты, как мой неоплатный должник, не можешь отказать мне в маленькой просьбе, исполнить которую тебе абсолютно ничего не стоит.
Губы Заморочита сложились в язвительную улыбку. Раз она пустилась в такие разговоры, значит, собирается как-то его провести.
– А что именно мне абсолютно ничего не стоит? – спросил он, растягивая слова. – Любопытно узнать.
– Ну, это действительно пустяки, и говорить-то не о чем. Среди наследства, оставленного тебе твоим дедушкой Велиалом Заморочитом, если мне не изменяет память, имеется древний пергаментный свиток, метра два с половиной длиной.
Заморочит опасливо кивнул:
– Да, он лежит где-то у меня в чулане. Надо его сперва ещё разыскать, я убрал его, потому что он был мне вообще ни к чему. Когда-то раньше он, видно, был гораздо длиннее, но мой добрый дедушка Велиал во время одного из своих прославленных приступов гнева разодрал его надвое, а мне завещал только вторую половину – злой ведь был чёрт! А где первая половина, никто не знает. Наверное, там речь идёт о каком-то рецепте, но, к сожалению, совершенно бесполезном. И для тебя, тётушка.
– Вот-вот, – сказала Тирания и улыбнулась так сладко, словно во рту у неё были не зубы, а леденцы. – А ты, как я полагаю, ведь и в будущем дорожишь моей денежной помощью. Ну так и подарил бы мне этот кусок пергаментного свитка, не имеющий никакой ценности.
Внезапный интерес тёти к этой никому не нужной вещи заставил колдуна насторожиться.
– Подарить? – Он буквально выплюнул это слово, как что-то очень невкусное. – Я ничего никому не дарю. Мне-то кто что дарит?
Тирания вздохнула:
– Ну, я так и предполагала. Погоди-ка минутку.
Она начала теребить позолоченными ногтями секретный замок своей сумочки-сейфа, бормоча с деловым видом:
– О Мамона, владыка Вселенной!
Над людьми и вещами даруешь ты власть,
Превращаешь в монеты и пыль ты, и пену,
С деньгами ведь можно и душу украсть!
И тут она одним рывком открыла замок маленького сейфа-сумочки, вытащила несколько толстых пачек купюр, пощёлкала по пачке и перелистала её, шелестя под самым носом у Заморочита.
Семь часов вечера
– Вот! – сказала она. – Может, это убедит тебя в том, что я забочусь только о твоей выгоде. Тысяча… две тысячи… три тысячи… четыре… сколько ты хочешь?
Заморочит осклабился и стал похож на череп. Вот сейчас-то его старая тётушка сделала большую ошибку. Он знал, что она наделена даром производить столько денег, сколько ей захочется, – такая уж у неё специальность по линии чёрной магии. А вот ему это было не дано: он по другой части. Зато он хорошо знал, что тётушка его – сама скупость: никогда гроша зря не истратит. Раз она предлагает ему такую сумму, значит, эта половина пергамента зачем-то ей очень нужна.
– Дражайшая тётя Тирания, – сказал он с наигранно небрежным видом, – я не могу отделаться от впечатления, что ты от меня что-то скрываешь. Это некрасиво с твоей стороны.
– Прошу не говорить со мной в таком тоне! – строго заявила ведьма. – Так дела не делают.
Она встала, подошла к камину и стала глядеть в огонь с обиженным видом.
– Эй, котик, – шепнул Яков в самое ухо своему товарищу по несчастью, – смотри не усни! Нашёл время кемарить!
Мяурицио, вздрогнув, очнулся.
– Ой, прости, – тихонько шепнул он. – Это всё от снотворного… Ты не мог бы меня как следует ущипнуть?
Яков клюнул его.
– Ещё сильней!
Яков ущипнул его так крепко, что маленький котик чуть было не замяукал. Но он героически овладел собой.
– Спасибо, – прошептал он со слезами на глазах, – вот теперь я проснулся.
Семь часов пять минут
– Знаешь, Вельзевул, – начала ведьма мечтательным голосом, – в такие вечера, как сегодня, я всегда вспоминаю старое доброе время, когда мы всё ещё были вместе – дядя Цербер со своей очаровательной женой Медузой, малютка Нерон и его сестрица Пустулька, потом мой кузен Вирус, который всегда за мной ухаживал, твои родители и дедушка Велиал. Ты всё скакал у него на коленях – гоп-гоп! Помнишь, как мы однажды во время пикника сожгли весь лес? То-то было весело!
– К чему ты клонишь? – мрачно спросил Заморочит.
– Мне хотелось бы купить у тебя этот пергаментный свиток, Вельзевульчик, просто в память о дедушке Велиале. Продай мне его, пожалуйста, из родственных чувств!
– Ты становишься вульгарной, тётя Тира! К чему эти глупости?
– Ну ладно, – сказала она уже своим обычным голосом и снова взялась за сумочку-сейф. – Так сколько? Я прибавлю ещё пять тысяч.
И, вытащив ещё несколько пачек купюр, она с раздражением швырнула их колдуну. Теперь перед ним образовалась довольно внушительная куча денег, – во всяком случае, их было гораздо больше, чем могло уместиться в маленькой сумочке тёти.
– Ну? – спросила она с нетерпением. – Десять тысяч – моё последнее слово! Бери – или покончим с этим.
