Я представила, как живу здесь до конца дней своих. Пускаю корни. Ежедневно ближе к вечеру прихожу к этой реке с ее таинственными тенями. Наблюдаю, как мои дети – а может, и внуки – растут и крепнут под здешним солнцем, дыша здешним сухим благоуханным воздухом. Представляю, как это место обрастает вокруг меня, будто вторая кожа. Как я старею и умираю здесь. И мне радостно, что мой прах станет частичкой этой земли.
Подобно стрелке компаса, что вращается и колеблется, дрожит и наконец замирает, указывая направление, мои мысли сообщили мне то, что я, должно быть, давно уже поняла: это моя родная земля.
Вода потемнела, мангровые деревья обрели сверхъестественные очертания. Сидя у реки и глядя на мрачнеющий лес на противоположном берегу, я не видела, как станет разворачиваться здесь мое будущее. Рано или поздно мистер Макартур скажет: «Мы возвращаемся домой», и что мне делать? Пусть я убеждена, что именно это место – моя земля, однако супруга Джона Макартура обязана всюду следовать за мужем. Фантазии о том, чтобы остаться здесь навсегда – это несбыточная мечта, смутная греза.
Но сама эта мысль, при всей ее неосуществимости, была ясной и отчетливой. И уже то, что я осознала и сформулировала свое желание, придавало мне уверенности в собственных силах.
Неуловимы, как дым
Со дня отплытия прежнего губернатора миновало более двух лет, а новый так и не высадился на берегу Сиднейской бухты. Прибывавшие суда привозили разные слухи: назначен тот, назначен этот; никто еще не назначен; губернатор уже в пути. Каждый корабль привозил свою историю, которую передавали из уст в уста на одном дыхании и с той же убежденностью, что и предыдущую.
А тем временем несчастный майор Гроуз все хуже и хуже справлялся со своими обязанностями. Раны, что он получил на службе Его Величества, сражаясь в Америке, подорвали его организм, и, сколько бы он ни отдыхал, восстановить силы не удавалось. Во время редких коротких визитов в Сидней мне случалось мельком увидеть его, и я неизменно отмечала, что у него нездоровый цвет лица и тучность свидетельствует скорее о недомогании, нежели о богатых застольях. Так что никто особенно не удивился, когда он объявил, что должен вернуться в Англию поправить здоровье.
Бразды правления он вверил своему заместителю. Власть не испортила славного полковника Патерсона: он оставался все таким же приятным человеком. Полковник был счастлив просто «погреть кресло губернатора», как он выражался, и соглашался на все предложения, с которыми обращался к нему инспектор по делам общественных работ. Мистер Макартур, конечно, его обхаживал, грубо льстил ему, и он пожаловал моему мужу сто акров земельных угодий за поселением в местечке под названием Тунгабби, затем – еще столько же, – на том основании, что поголовье нашего стада приумножилось. Однако не только мой муж пользовался щедростью полковника: земельные участки раздавались направо и налево, и везде, где были водоемы, фермы росли как грибы.
С увеличением площади пожалованных земель участились и нападения со стороны аборигенов – Пемулвуя и других, причем их набеги носили все более разрушительный характер. Мистер Макартур отказывался называть происходящее войной, но, какое бы определение он этому ни давал, сомнений не было в том, за кем остается победа. Солдаты, присланные в Новый Южный Уэльс надзирать за каторжниками, были вынуждены охранять поля, засеянные зерновыми. Однако у каждого поля охрану не поставишь, и драгоценный урожай время от времени поджигали. Владельцы отдаленных хозяйств жили в постоянном страхе, опасаясь, что из леса вот-вот прилетит стрела. Они поговаривали о том, чтобы покинуть свои фермы. Время от времени ситуация усугублялась настолько, что начинали ползти слухи – их давили сразу же, как они появлялись, но народ все равно перешептывался, – будто бы англичанам в конце концов придется уйти из колонии.
Иногда аборигенов подстреливали, это верно. Но о решительной победе не могло быть и речи, ведь борьба всегда велась на условиях местных племен: внезапное нападение, быстрое отступление. Казалось, их ничем не заставить принять открытый бой, в ходе которого ружья сделали бы свое дело. Они были слишком хитры, чтобы подставляться под пули.
Я чувствовала, что поимка аборигенов, которые были неуловимы, как дым, для мистера Макартура становится делом чести. Каждое поражение он воспринимал, как личное оскорбление. Пемулвуй выставлял капитана Макартура дураком.
«Старая волынка»
С судна «Айконик» к нам пришла весть, что следом должен прийти корабль «Адмирал Баррингтон», на борту которого находится новый губернатор. Мистер Макартур тотчас же велел седлать лошадь и умчался в Сидней еще до того, как со стола после завтрака была убрана грязная посуда. Он решил первым встретить нового губернатора. Приказал отвезти его на лодке к борту судна и подплыл к нему раньше, чем спустили якорь, хвастался мой муж. Имел долгую беседу с глазу на глаз с губернатором, в ходе которой дал характеристики основным лицам, что пользовались влиянием в колонии, обрисовал проблемы, с которыми придется столкнуться, и изложил свое видение их решения.
Новый губернатор, как и первый, был офицером военно-морского флота, и мистер Макартур, недолго думая, окрестил его Старой Волынкой. Какое-то время он был доверчив, – к великой радости мистера Макартура. Однако он слыл одним из основателей колонии: однажды, в составе Первого флота, он уже причаливал в Сиднейской бухте, и человек был неглупый. Он быстро понял, как обстоят дела в колонии, – что ею правит, как королевством, Корпус, и приводным двигателем здесь служит алкоголь. В первый же месяц стало ясно, что губернатор намерен забрать власть у военных в свои руки и положить конец прибыльной торговле ромом.
С точки зрения моего мужа, поведение Старой Волынки иначе как злобствованием не назовешь. Он задался целью уничтожить лично его, капитана Джона Макартура. Это чистейший произвол. Губернатор – негодяй и болван. Инспектор по делам общественных работ пригрозил, что оставит свой пост, стал атаковать Уайтхолл письмами, в которых чернил губернатора, настраивая против него британские власти.
Старая Волынка в долгу не остался. Заявил, что мистер Макартур блефует, что по доброй воле он ни за что не уйдет с поста инспектора, и незамедлительно назначил на эту должность другого человека. Известно, что сам он тоже писал письма в Уайтхолл о бесчинствах военных и никому не давал забыть, что он, в своем лице и на вверенном ему посту, представляет на этом континенте Его Величество короля Георга III.
Полковник Патерсон, теперь в должности вице-губернатора и командующего Корпусом, мистеру Макартуру по-прежнему был полезен, и мой супруг ужом извивался перед ним. Однако прежнего влияния, каким он пользовался, исполняя обязанности губернатора, Патерсон больше не имел. Сомневаться не приходилось: славные деньки военных были сочтены.
Не раз я заставала мистера Макартура в мрачных раздумьях. Он познал вкус побед и боялся потерять достигнутое. Со всех сторон ему перекрывали кислород: новые земли больше не выделяли, его прибыльный спекулятивный бизнес находился под угрозой, и противостояние с аборигенами, которое он отказывался называть войной, продолжалось.
