Она вздохнула.
– То, как Господь устроил свое Творенье, не всегда поддается разумению, – заметила миссис Кингдон. – Иметь детей – большая радость, а без этих дел детей не бывает.
Мы с Брайди ушли в сад. Шли, не глядя друг на друга. Наконец, она высказала то, о чем я и сама думала.
– Меня мутит от одной мысли об этом, – сказала она. – Со мной такого не случится.
Судя по голосу, Брайди действительно в это верила, что ее утешало. А я не верила, и из вредности захотела сорвать на ней злость, – чтоб не успокаивалась раньше времени.
– Значит, у тебя никогда не будет детей, – заявила я.
Мы обе знали миссис Деверо – жительницу нашей деревни. Она была замужем, но детей не имела. Над ней постоянно висел покров несчастья, и все говорили о ней с жалостью, словно она была слепой или незаконнорожденной.
– Ну да, не будет, – отозвалась Брайди. – И что в том плохого?
Она посмотрела на меня, и я прочла в ее глазах страх и отчаяние. Такие же чувства терзали и меня, ибо я была поставлена перед выбором, которого, в сущности, не было.
Потом, когда мы легли спать, я знала, что Брайди не может уснуть, думает, как и я, о том, что спокойное детство прошло, мы становимся женщинами, и нас швыряет в бескрайнее море взрослой жизни, в котором плыть придется без навигационных карт.
– Я никогда не выйду замуж, – произнесла Брайди в темноте. – Лизбет, ты спишь? Я никогда не выйду замуж.
И истерично рассмеялась. Этого ее исступленного смеха в гостиной никто никогда не слышал; только я понимала, что он означает. На людях, слыша легкомысленный хохот Брайди, я восхищалась её умением притворяться, ведь я-то знала, что она куда более глубокая натура. В то же время мне было страшно за нее – и за себя тоже: ведь не может человек всю жизнь изображать то, чего нет!
– Значит, станешь старой девой, – заключила я.
Мы надолго замолчали.
– Да, старой девой, – наконец произнесла она. – Незамужней. Монашкой. Ведьмой. Ведьмой из Бриджрула.
За окном что-то неясно проухала сова.
– Думаю, на самом деле ты смелее, чем я…
– Неужели больше никак нельзя? – перебила меня Брайди охрипшим от волнения голосом.
Сова снова заухала – грустно-грустно, и дерево постучало веткой в окно. Мне казалось, Брайди, как и я, думает: еще несколько лет, а потом каждая из нас станет либо женой, либо несчастной старой девой.
– Можно еще стать вдовой, – сказала я. – Это лучше, чем быть женой или старой девой. Главное – придумать, как это устроить. Безболезненно, конечно.
Она опять хохотнула, издав хриплый визгливый вскрик.
– Да, – согласилась Брайди, – и черный цвет очень идет женщине.
Я представила себе такую симпатичную гравюру в рамке: вдовы Бриджрула, вечно в черных одеяниях, вечно заняты повседневными делами, счастливо благоденствуют без своих почивших супругов. Но моя мама, к примеру, овдовев, не обрадовалась свободе. Обремененная вдовством, она как будто ужалась, скукожилась. Однажды призналась мне, что ненавидит вдовий траур, ненавидит, что замужние женщины смотрят на нее с жалостью, а то и с подозрением, крепче хватая мужей за руки.
– Мы могли бы открыть собственную школу, – промолвила Брайди. – Мисс Вил и мисс Кингдон. У них небольшая школа на холме. Ученицы любят их, и все вокруг только и говорят: «Как же мы раньше-то жили без этой школы на холме?». Это вполне осуществимо, Лизбет. У других же получается.
– Да, – согласилась я. – Осуществимо.
Но мы обе понимали, что не возможности обсуждаем, а просто пытаемся утешить друг друга.
Брайди уже как тридцать лет умерла, но я хорошо помню ее – мою самую преданную, искреннюю подругу, – такой у меня больше не было. Помню и то, что происходило в темном тепле нашей постели. Как мы ласкали друг друга. Как Брайди ласкала меня, я ласкала Брайди, все, что мы делали вместе. Мы никогда не говорили об этом. У нас не находилось слов, чтобы это описать. И мы совсем не стыдились. Это то, что случается между двумя человеческими существами само собой. Все это происходило по зову природы, дарило нам наслаждение столь же естественное и невинное, как еда, чтобы утолить голод, или вода, чтобы утолить жажду.
Куда ни посмотри
Теперь, повзрослев, мы стали замечать сексуальность повсюду. Вот пес, его маленькая блестящая штучка то появляется, то исчезает, а при виде сучки в состоянии течки он просто сходит с ума, кажется, только смерть может помешать его совокуплению с ней. Вот баран трогает копытом и обнюхивает овцу. Она с виду никак не реагирует, а сестры ее, не поднимая голов, увлеченно щиплют травку, словно демонстрируя: ой, мы так заняты, нам не до этого. Баран бросается на овцу, сжимает ее ногами. Несколько мгновений – и все кончено, а овца все так же щиплет травку.
Из нас двоих смелее была Брайди. То, о чем я только думала, она произносила вслух.
– Честно говоря, Лизбет, – заявила она как-то присущим ей сухим тоном, – если это то, что нас ждет в супружестве, то гори оно синим пламенем.
В Бриджруле мы не встречали среди жителей ни Троила и Крессиды
[4], ни Ромео и Джульетты. Но мы видели, что мужчины, если представлялась такая возможность, предавались любовным утехам с женщинами, практически с любыми. А женщины, если представлялась такая возможность, соглашались жить с любым мужчиной, неважно каким, при условии, что он мог предложить им будущее. Только в книгах мы читали про любовный восторг и вздохи. В книгах влюбленные вступали в брак на последней странице, а что было потом – покрыто тайной. Мы зачитывались книгами, но в них мы, девочки, не находили никаких намеков на то, что ждет нас в жизни.
Брайди могла позволить себе смелые высказывания, – по крайней мере, наедине со мной, – но лишь потому, что у нее были родители, которые о ней позаботятся, братья, которые ее защитят. Она могла рассчитывать на солидное приданое, которое выделит ей мистер Кингдон, когда придет время. Да, мы с ней смеялись вместе, но мой смех не был искренним. Красотой я не блистала. Не имела ни родственников, ни приданого. Да и солидных связей тоже. Моим единственным достоянием была девственность. И только она. Я начинала понимать, что должна продать свою непорочность с максимальной выгодой, ведь когда я ее лишусь, у меня больше ничего не останется.
Мы расцветали, превращаясь в юных девиц, и к нам стали захаживать молодые люди. Офицеры, расквартированные в казармах Холсуорси; учителя из школы, в которой учились братья Брайди; викарии. Когда мы входили в комнату, мужчины вскакивали на ноги. Когда шли к выходу, они подбегали, чтобы открыть перед нами дверь, как будто сами мы были не в состоянии повернуть ручку. Когда гуляли в полях, они перепрыгивали через низкий забор, чтобы, поддерживая нас под руки и за талии, помочь нам преодолеть перелаз. Но если бы не пышные платья и нижние юбки, в которые мы были облачены, если бы не шали, спадавшие с наших плеч, если бы не необходимость вести себя скромно, в силу чего мы были скованны в движениях, нам не требовалась бы никакая поддержка. Вся эта изысканная учтивость, вся эта банальная галантность лишь подчеркивали тот факт, что мы обладаем чем-то столь драгоценным, что нас нужно охранять.
