Я ожидала, что муж, как это обычно бывает, придет в ярость или, напротив, впадет в мрачное уныние, но он отмахнулся от моих расспросов, будто я интересовалась пустяками. Отказ подчиниться его воле грозил разрушить самую сокровенную, самую хрупкую часть его самосознания. Но вместо того чтобы скорчиться от боли неудачи, он нарастил на ней панцирь.
– Поверьте, у меня все под контролем, – только и сказал он. – Поместье в Парраматте будет нашим. На этот счет даже не переживайте.
Тем не менее чувствовалась в нем некая напряженность, и в ту ночь в темноте он исполнял свой супружеский долг с остервенением; это было больно.
«Британия»
Спустя некоторое время однажды вечером мистер Макартур пришел в гостиную, где я находилась, и присел на краешек кресла, всем телом подавшись вперед, с явным намерением в чем-то меня убедить.
– Скажите-ка, миссис Макартур, – учтиво начал он, – за что здешний народ готов отдать любые деньги?
Я знала, что в его вопросе содержится подвох и, если отвечу неправильно, он будет недоволен. Но я вместе с тем понимала, что увильнуть от ответа не удастся. Он от меня не отстанет.
– Ну, за муку и топоры, – предположила я. – За обувь. Горшки. Табак, гвозди, веревки.
Я перечисляла собственные потребности.
– За чай и сахар. Да, собственно, за любые товары.
– Вот именно! – Возбужденный, он откинулся в кресле, барабаня пальцами по подлокотнику. – Именно это болтают между собой те гнусные алчные капитаны: везите в Новый Южный Уэльс – как вы выразились – любые товары и назначайте за них любые цены, у вас все купят.
Мой муж не преувеличивал. В те считанные разы, что в нашу бухту заходил какой-нибудь корабль, возникал безобразный ажиотаж: те, у кого имелись деньги – офицеры и некоторые другие, – скупали товары по совершенно бесстыдным ценам, которые заламывали капитаны. Ведь кто знает, когда придет следующее судно? Но общая масса колонистов – досрочно освобожденные осужденные, поселенцы, мелкие фермеры – продолжали обходиться малым.
Мистер Макартур вскочил с кресла и забегал по комнате, перескакивая с ковра на деревянные половицы и обратно, отчего его шаги звучали то громко, то приглушенно.
– Значит, мы, офицеры, должны сами зафрахтовать судно и отправить его на мыс Доброй Надежды, – сказал он. – Взять продажу товаров в собственные руки. Нарушить монополию этих грабителей.
Я вздохнула, намереваясь заметить, что они просто вместо одной монополии установят другую, но мой муж, не давая мне рта раскрыть, продолжал свою мысль:
– Имея в нашем распоряжении целое судно товаров на продажу, мы просто обречены на успех!
Мы с ним оба подумали про долг в пятьсот фунтов.
Мистер Макартур сам вызвался внести самый крупный взнос, – взяв деньги из полковой казны, разумеется. Он будет вести учет, осуществлять надзор за продажей товаров, распределять прибыль. И уж конечно, не преминет отщипнуть от каждого куска пирога, где-нибудь снизу, чтобы никто не заметил. Может, мистер Макартур и внук самого лэрда Аргайла, но если содрать с него все его высокомерие, вашему взору предстанет сын лавочника, для которого на первом месте только прибыль и убыток.
Была лишь одна трудность. Как и любая деятельность в колонии, осуществление плана требовало разрешения губернатора, а он, по условиям должности, не имел на это права. Уайтхолл на сей счет дал четкие указания: губернатор не вправе заниматься торговлей и позволять это делать другим в зоне влияния Ост-Индской компании.
Но мистер Макартур был уверен в успехе своего предприятия. С надлежащей скромностью он объяснил, в чем заключается подлинная гениальность его плана: они сыграют на сердечной доброте губернатора. В колонии до сих пор царили голод и нужда; мужчины и женщины, обессиленные от недостатка питания, валились с ног прямо на улице. Столь великодушный человек, как губернатор, не мог отказаться от предложения доставить в колонию судно с припасами.
– Помяните мое слово, он уступит, – уверенно заявил мой муж. – А нарушив инструкции, он станет… уязвим.
Последнее слово он произнес с наслаждением, смакуя его на языке. Мистер Макартур продолжал расхаживать по комнате. Огонь, пылавший в камине, отбрасывал блики на его лицо, по которому скользили тени. Он раздвинул губы в хищной улыбке, и я заметила блеск слюны на его зубах.
– Он окажется у меня в руках. И не сможет отказать нам в резонной просьбе.
– Например, пожаловать пятьдесят акров земли в Парраматте, – сказала я.
Мистер Макартур бросил на меня удивленный взгляд, в котором сквозило презрение.
– Моя дорогая жена, в вас совершенно нет авантюрной жилки. Пятьдесят акров! Сто акров, не меньше.
Он осклабился от удовольствия, обнажая верхние клыки.
– А может, двести?
Плоды подлого хитроумия
Некоторое время спустя «Британия» вернулась с мыса Доброй Надежды, привезя бочки с мукой и рисом, а также топоры и горшки для варки пищи, обручное железо и бумагу. Но основной груз составляли многочисленные бочки с самым доходным товаром – ромом. Офицеры просили за алкоголь в пять-шесть раз больше закупочной стоимости, и это в Сиднее, где только консорциум офицеров располагал средствами для снаряжения торгового судна и доставки товаров. И люди платили. Прибыль досталась всем. Мистер Макартур уже планировал очередной фрахт, и сослуживцы охотно его поддерживали, желая потуже набить карманы. Он позаботился о том, чтобы все были вовлечены в закупку большого количества спиртного, которое лилось с кораблей прямо в глотки колонистов. В этом были замешаны все – в качестве гарантии, что никто не будет поднимать по этому поводу шум.
Среди бочонков рома на «Британии» нашлось место и для деликатесов, которые были доставлены в дом Макартуров. О, та первая чашка изысканного цейлонского чая, после долгого перерыва! Я пила чай, смаковала сахар, от блаженства закрыв глаза. В данном случае я не стану пытаться обелить себя. Пусть супружеская жизнь с этим человеком и была для меня пыткой, я проявила малодушие, не отказав себе в удовольствии пользоваться плодами его подлого хитроумия.
Мистер Макартур нещадно давил на ДЗ, требуя, чтобы тот надавил на губернатора в решении вопроса об участке земли в Парраматте. ДЗ охотно молвил за него словечко, но губернатор упорствовал. Этому достойному человеку приходилось отбиваться не только от назойливого Макартура. Изо дня в день его одолевали все новые и новые проблемы. Мало того, что его постоянно терзала боль в боку; этого глубоко порядочного человека мучили окружающие его злоба и интриги. Голод для него был не так страшен, а вот козни сильно подтачивали его благородную натуру.
Ни для кого не было тайной, что губернатор просил разрешения вернуться в Англию. Причем неоднократно и каждый раз с удвоенной настойчивостью. Он знал: рано или поздно это разрешение ему дадут, и он отчалит к родным берегам. До прибытия нового губернатора колонией будет управлять его деятельный зам.
