«Женщина безрассудная, шумливая, глупая и ничего не знающая».
– Да ладно тебе, – бормочет она, – что ты прицепился, в самом деле… мы же для тебя стараемся…
* * *
– Без Изьки мы не сможем, – говорит Августа. – Он же ясно намекал…
– Дался ему этот паршивец… Долго его еще ждать, кстати?
– Если он не придет… ох, я ему…
– Неужто правда из лицея выгонишь?
– Зачем – выгоню? Сам уйдет…
На бульваре приятный, не раздражающий слух гомон – совокупность плеска голубиных крыльев, возбужденных голосов туристов и лязг дальних портовых кранов. И над всем этим шумит листва, и солнечные пятна пляшут по залитому зеленоватым сумраком асфальту, как тени по морскому дну. Иногда трудно понять – где солнечные пятна, а где желтые опавшие листья.
– Типичный женоненавистник Гершензон этот, – неожиданно говорит Августа. – Все эти его намеки…
– Да просто мы его достали… Лично мы его раздражаем…
– Не скажи… Ага, вот и малый. Со скрипочкой.
Изя приближается к ним, с явной неохотой передвигая ноги.
– Я с уроков сбежал, – укоризненно говорит он.
– Ну и молодец, – непедагогично замечает Августа, – а теперь давай думай…
– Еще и думай… – ноет Изя, – а о чем?
– Насчет колес с глазами. Какие ассоциации они у тебя вызывают?
– Какие еще ассоциации? Полный шиз…
– Наркоманил этот Иезекииль по-черному, – уныло говорит Ленка, – разве нормальному человеку такое в голову придет? Херувимы на колесах…
– Уверена, это какая-то конструкция.
– Космический корабль это, – авторитетно говорит Августа, – космический корабль пришельцев. Я в «Науке и религии» читала.
– Во-первых, это не оно, а птица Гаруда… А во-вторых, нам теперь что, на Байконур ехать?
– Да не наш, а пришельцев…
– Тем хуже. Где мы пришельцев возьмем?
– Музей морского флота? – с надеждой предполагает Изя.
– На модельки посмотреть хочешь, – догадывается Августа.
– Мы же все равно не знаем, куда идти. Так какая разница?
– Я там была недавно, – печально говорит Ленка, – приятельница из Москвы приезжала, я ее водила. Нет там колес с глазами…
– Что-то новое, неизвестное науке…
– А кому известное?
Они бредут по бульвару. Изя нервничает и поминутно оглядывается.
– Не боись, – утешает Ленка, – ты за Гершензоном как за каменной стеной…
– Да-а… как же!
– Монетку бросим, – говорит Августа, – если орел – троллейбусный парк, а если решка – клиника Филатова…
– А музей морского флота? – упорствует Изя.
– Если станет на ребро…
– Маловероятно…
– А Совет Девяти – вероятно? А саранча египетская?
– Ну так что? Кидаем?
Августа достает из кошелька монетку и широким жестом подбрасывает ее в воздух. Монетка летит по крутой дуге и, вместо того чтобы упасть обратно в ладонь, падает на землю и откатывается к забору.
– Вот дура неуклюжая, – сокрушается Августа, наклоняясь.
– На ребро, – вопит Изя, – что я говорил!
Августа нагибается, подбирает монетку, но, вместо того чтобы распрямиться, стоит в согнутом положении и таращится на стенку. Рот у нее полуоткрыт.
– Ты что? – беспокоится Ленка. – Радикулит прихватил?
Августа издает какое-то туманное восклицание и тычет в пространство кулаком, в котором зажата монетка.
– Колеса, – тихо говорит Ленка, – с глазами!
Там, на желтой облупленной стене, висит яркая афиша. На фотографии изображена какая-то неопределенная конструкция, ниже черным по белому:
Василь МАКОГОНЕНКО
ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛИКИ ВЕКА
выставка работ
Одесский художественный музей
Все дни, кроме понедельника
* * *
– Оно, – говорит Ленка, – точно оно…
– Знаю я этого Макогоненко, – холодно говорит Августа. – Пошел в гору… а ведь бездарность. Эти его метаконструкции – чистейшей воды эпигонство.
– Колеса с глазами уж точно эпигонство. Но нам-то какая разница? Если тебе Иезекииль русским языком сказал…
– Изенька, – говорит Августа, – мы идем на выставку…
– А модельки?
– Ну, после сходим и к моделькам… Сначала – работа. Потом – развлечения.
– Нашли себе работу…
– Изька, – твердо говорит Ленка, – закрой рот…
Небольшой выставочный зал подозрительно переполнен народом: сначала Ленка натыкается на журналиста Нюму Дзержинского со своей женой Белозерской-Члек, потомственной дворянкой в первом поколении; потом – на психоаналитика Кишиневского, окруженного кольцом бледных одухотворенных пациенток…
– А ты знаешь, – говорит она удивленно, – похоже, мы попали на самую презентацию.
– Ох, – Августа смущенно пятится к выходу, – неудобно.
– Брось, мы ведь не халявщики. У нас миссия.
– Да, но…
Изя пытается смыться, но Ленка крепко держит его за локоть.
Августа вдруг охает:
– Гляди! Гляди!
В дверях появляется поэт Добролюбов под руку с Генриеттой. Она в новой блузке – точная копия той, что на Августе, в воздушной полупрозрачной шляпке… На них все оборачиваются. Поэт Добролюбов гордо поглядывает по сторонам…
– Ну Гершензон, – очумело бормочет Ленка, – ну дает!
– Держит марку, – уныло говорит Августа.
– Дамы! – восклицает доцент Нарбут, пробиваясь к ним сквозь толпу. – И вы тут?
В руке у него бокал с шампанским. Ленка делает неуверенное движение по направлению к угловому столику, но Нарбут останавливает ее:
– Не торопись, уже все расхватали.
– Юра! – удивляется Августа. – Какими судьбами?
– Да вот зашел… А кто этот юноша?
– Это мой племянник, Изя.
– Не знал, что у тебя племянник… Слышали новости? Зяму-то вчера замочили… средь бела дня… Говорят, люди Али-Бабы…
– Надо же! – удивляется Августа.
Интересно, думает Ленка, а вдруг киоски и впрямь перекрасят?
– Понравилась выставка? – благожелательно спрашивает Нарбут.
– Да мы еще не смотрели. – Ленка озирается вокруг, но из-за обилия народа собственно выставку разглядеть почти невозможно.
– Ну, тогда пардон… Не буду мешать. – И Нарбут исчезает в толпе.
