И сказал ему Страж:
У нас тут и сыновья Исаава, и сыновья Иакова, и сам Исаак, да и Авраам тоже здесь! И что с того, коли ты его потомок, ибо потомков Авраамовых на земле не счесть. Поскольку именно так было обещано ему Господом! Так что иди отсюда, друг, и не тревожь своего пращура, мало ли вас тут!
И уже хотел захлопнуть ворота, но тут Александр вскричал:
Постой! Не поверят мне, что говорил я с самим Стражем Ворот! Дай же мне что-нибудь на память!
Ладно, – сказал Страж, – на вот тебе это, и не разворачивай, пока не прибудешь в обитаемое место!
И дал он ему нечто, и врата захлопнулись, и остался Александр один в пустыне.
И пошел он назад, и заплутал, и вот, бредет он по пустыне, и не знает дороги, и страдает от голода и жажды. И вот, думает, ладно, хоть посмотрю, что мне дал Страж Ворот, прежде чем умру, ибо, наверное, это ценность великая, услаждающая глаз. И уже собрался он развернуть подарок, как видит, вот, стоит старец в белых одеждах.
И спрашивает его старец:
Что ты делаешь в сей пустынной местности!
И говорит Александр:
Я иду от самих райских врат, вот откуда иду я!
Тоже мне, нашел чем хвастаться, – говорит старец, – ибо идешь ты не туда, а оттуда.
Приказываю тебе проводить меня в обитаемое место, – сказал тогда Александр, – ибо я – царь и слово мое должно исполняться.
Это ты у себя в царстве царь, – отвечал тогда старец, – а здесь мое царство, и приказов я не слушаю. А ты – просто человек в пустыне, мучимый голодом и жаждой, и вся твоя сила в моем милосердии.
Тогда я прошу, – склонил голову Александр.
Ну, раз просишь, тогда ладно, – сказал старец.
И взял он Александра за руку и вывел его за пределы Гиблого места и сказал:
Тут наши пути расходятся!
Погоди, – закричал тогда Александр, – скажи же имя свое, чтобы знал я, кого мне благодарить! А еще скажи, о мудрый, что за вещь такую мне дали? И могу ли я нести ее в свое царство – не будет ли мне от того пользы либо вреда?
Ни того ни другого не будет, – ответствовал путник, – ибо таких вещей и в твоем царстве полным-полно. Ибо лежит у тебя в том свертке черепная кость человека!
Очень нужна мне такая ценность! – воскликнул тогда Александр. И уж хотел было отбросить сей подарок, но старец ему и говорит:
А ты, как придешь в обитаемое место, возьми сию кость и положи на чашу весов, а на другую – все золото и серебро, бывшее при тебе.
И что? – спрашивает Александр.
А увидишь, – говорит старец. – А теперь прощай, ибо у меня свои дела, а у тебя – свои. А имя мне – святой Хизр, покровитель путников.
И пропал.
И вот вернулся Александр в свой лагерь, и рассказал Аристотелю сию историю, и показал ему кость сию, и сказал:
Что мне наплел этот святой Хизр, да будет он благословен вовеки!
Прежде чем выносить суждения, надо поставить опыт, – сказал ему Аристотель, – ибо таков научный метод, и я ему неукоснительно следую.
И вот, достали они сию кость и положили ее на чашу весов, и взял Александр горсть медных монет и кинул на другую чашу. И чаши остались недвижимы. И взял он горсть серебра и кинул ее на ту же чашу. И не сдвинулась чаша. И взял он горсть золота и кинул на ту же чашу.
И сказал:
Тащите все золото, что есть в лагере нашем!
И вот, принесли ему все золото, и все серебро, и все драгоценности и свалили на ту чашу весов, а на другой лежала черепная кость человека.
И кость перевесила.
* * *
– Ну скажи, – устало произнес Гиви, – ну зачем ты ее притащил?
– Я к ней привязался, – гордо пояснил Шендерович, – может же человек к кому-то привязаться?
– К верблюду?
– Во-первых, она не верблюд, а верблюдица, – обиделся Шендерович, – во-вторых, она отличных кровей! Что ж мне ее, в этом диком Ираме оставлять? Они ж ее там заездят!
Заездят ее, как же!
Гиви покосился на Ал-Багум, которую, упиравшуюся, стаскивали по трапу сразу восемь грузчиков. Ал-Багум в свою очередь покосилась на него и плюнула. Шендерович озабоченно наблюдал за выгрузкой, засунув руки в карманы.
– Таможне на лапу, – бормотал он себе под нос, – ветеринарному контролю на лапу… Ничего, прорвемся! Я ее буду на племя сдавать! Или нет, в кафе «Шахразада» для антуража! По нижней дороге, от Аркадии до парка Шевченко, в упряжке… это ж отбою от желающих не будет! По десять баксов с рыла!
– Миша, прекрати!
– А что, отличная идея, по-моему. Можешь войти в долю. Эй, уважаемый, а это что? Этого вроде не было, когда мы уезжали. Это ж надо такую пирамиду хеопскую отгрохать!
– Готель, – вытирая рукавом лысину и одновременно уклоняясь от массивного копыта Ал-Багум, пояснил грузчик, – и, шо характерно, практически в одну ночь увырос! И де – у порту! И хто ему только позволил?
– Ему верблюд не нужен? – оживился Шендерович. – Для красоты!
– Та на шо ему твой верблюд! – пожал плечами грузчик. – Кажут, там и так целый зоопарк. С крокодилом! И оранжерея у него тамочки, и казино с фонтаном…
– Крутой хлопец, – уважительно произнес Шендерович, – а как его фамилия?
– Та Лысюк какой-то, – пожал грузчик плечами.
Шендерович увял.
Гиви тактично отвернулся.
– Мишенька, – раздался голос, – Мишенька! Нашелся! Яни! Яничек!
– Варвара Тимофеевна! – оживился Гиви. – Вот уж не ожидал! А вы что тут делаете?
– А я Юрочку встречаю! Он сейчас на лоцмане ходит – после того как вы пропали, его временно понизили. Ну ничего, его в пароходстве ценят! Аллочка, как вы хорошо выглядите! А мы уж так волновались, так волновались! Боялись, в гарем вас украли.
– Ее и украли, – вздохнул Гиви. – А вы тоже чу´дно выглядите, Варвара Тимофеевна!
Действительно, Варвара Тимофеевна цвела как пышная августовская роза – в лаковых туфельках на полных стройных ножках, в завлекательно обтягивающей юбке и неописуемой блузке, через плечо перекинута сумочка на ремешке, полные щеки сияют ямочками, глаза горят под аккуратно подкрашенными веками.
– Ох, Яничек, и не говори, – вздохнула она, – это я только сейчас оправилась. Поскольку бедную мамочку недавно похоронила – только я уехала, она взяла и преставилась, земля ей пухом! Ну, Юрочка такой поддержкой оказался, такой поддержкой! Мы домик мамин продали, купили небольшую квартирку, в хорошем, правда, месте, Мишенька, купили – на Садовой, ну, ремонт, то-се, Юрочка все сам, золотые просто руки… Вот только сердце у него в последнее время что-то пошаливает…
Она резко оборвала себя, подняла голову и прислушалась.
