Андреас сдержал слово.
Он приготовил спагетти с соусом из мясного фарша, они открыли бутылочку вина и ужинали при свечах, настежь распахнув кухонное окно навстречу летнему вечеру. Отто вёл себя примерно и уснул, едва хрупкая синева сумерек сменилась бархатной августовской темнотой.
Они смотрели кино и болтали обо всём на свете. О Луве, у которой уже прорезались зубы, и о Педере, который хотел купить летний домик на шхерах. О маме Андреаса, которая два раза звонила и жаловалась на соседа, и о зимнем путешествии на Канарские острова — они собирались туда полететь, если будет возможность по времени и по средствам. Потом они занимались любовью в постели, которая отдавала кислым блевотным душком — Отто там срыгнул.
«Как у нас всё здорово», — думала Малин. «Я вытянула счастливый жребий». Пребывая в этой блаженной убежденности, Малин отдыхала душой до самых десяти часов вечера, когда внезапно раздался телефонный звонок.
— Ханне пропала, — запыхавшись выдохнул в трубку Манфред, когда Малин ответила.
— Пропала? — прошептала она. — Но. Как…?
Она встала с постели и пошла с телефоном в гостиную, чтобы не тревожить Андреаса, который после их любовного единения, по своему обыкновению, глубоко уснул.
— Берит споткнулась на лестнице в Софиахеммет, и ей потребовалась перевязка. По этому поводу случился переполох, а когда он утих, оказалось, что Ханне исчезла. Они, разумеется, обыскали всю округу, но не смогли её найти.
— Но… — протянула Малин, чувствуя, что винные пары еще не выветрились, потому что мысли бестолково ходили в её голове кругами, а тупая боль притаившаяся за одним виском, уже давала о себе знать.
— Мы её засветили.
Малин опустилась на диван и натянула пледик Отто на своё обнажённое тело.
— Она же не могла просто испариться. Она совершенно дезориентирована, кто-то должен был заметить её, оценить её состояние и позвонить в полицию.
— Угу, — неубедительно промычал Манфред. — Сейчас лес позади больницы прочёсывают с собаками. Она могла заблудиться, могла упасть и пораниться.
— Чем мы можем помочь? Где Берит?
— Ночует у родственников в городе. Сейчас мы ничем не сможем помочь. Поисковая партия работает. Нам остаётся только ждать. И надеяться.
45
— Что-нибудь новое известно? О Ханне? — спросила Малин ранним утром, когда Манфред заехал за ней по дороге из автосервиса, откуда забрал свой автомобиль после обслуживания.
Манфред задом выехал с парковочного места и утопил педаль газа.
— Нет. Её всё ещё нет.
— Но это же совершенно ни в какие ворота не лезет. Человек не может просто взять и исчезнуть.
— Очевидно, может, — пробормотал Манфред.
— Могла она уйти вместе с кем-то?
— И кто бы это мог быть?
Малин пожала плечами, сбросив вниз сумочку.
— А где она жила раньше? До переезда в Ормберг?
— Когда она была замужем за Уве, Ханне жила на улице Шеппаргатан. А с Петером они жили в маленькой квартирке в Вазастане. Коллеги побывали по обоим адресам и опросили соседей. Никто там её не видел.
— Ты думаешь, Болотный Убийца вышел на её след?
— Эта версия не слишком правдоподобна, — сказал Манфред, поворачивая на шоссе. — Но она могла пострадать в результате несчастного случая, или с ней мог случиться какой-нибудь приступ. Она ведь такая…
Манфред замялся, прежде чем произнести последнее слово, и Малин пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не закончить предложение за него.
— …хрупкая, — договорил Манфред.
На некоторое время в салоне установилась тишина. Малин смотрела на машины, теснившиеся вокруг них на мосту на остров Малый Эссинген. Над водой вилась лёгкая утренняя дымка, в которой растаяла направлявшаяся в сторону моста Вэстербрун моторная лодка, оставляя за собой на зеркальной поверхности воды длинный пенный след.
— Я не поддерживаю гипотезу Ханне. О том, что преступник может быть из полиции, — проговорил Манфред через какое-то время. — Я просто в это не верю.
Малин задумалась.
— Линда Буман, — сказала она. — Её ведь обнаружили с полицейским удостоверением в горле?
— И всё равно я не верю. Преступник мог быть всесторонне образован, начитан, мог иметь доступ к специальным инструментам для вскрытия замков и знать, как не оставить следов. А пропажа улик, которые хранились в участке в Эстертуне, могла быть просто случайностью.
— Наверное, ты прав, — согласилась Малин.
Манфред хмыкнул и надел солнечные очки. Потом бросил взгляд на свои дорогие швейцарские часы.
— Десять минут девятого. До девяти мы успеем заехать домой к Эрику Удину. Будет любопытно послушать, зачем он ездил в Ормберг, к Ханне.
Эрик Удин встретил их в кухне маленького таунхауса на берегу озера Тунашён. На нём была футболка с надписью «Плантбуден», грубые рабочие штаны с большими карманами по бокам и петлями для инструментов на одном бедре. Руки у него были мускулистыми и загорелыми, а тронутые сединой волосы — влажными, словно он только что вышел из душа.
[31]
Взгляд Эрика, выдавая его волнение, заметался между Малин и Манфредом, когда те устроились за старомодным кухонным столом.
— Это бабушкина обстановка, — тихо сказал он, заметив, что Малин разглядывает обеденный стол тёмного дерева и старую сахарницу из прессованного хрусталя, которая стояла на кружевной скатерти.
— Всё в этом доме — её, — продолжал Эрик. — Я получил дом в наследство после её смерти, и особенно не интересуюсь дизайном, поэтому оставил всё, как было при ней.
— Понятно, — сказала Малин.
Она сделала глубокий вдох и заговорила:
— Нам в самом деле очень жаль, что с твоей мамой произошло такое несчастье.
Эрик кивнул, опустив глаза в пол.
— Спасибо. Но когда она пропала, я был так мал, что даже её не помню, поэтому не могу утверждать, что оплакиваю её. Хотя это так. Если бы она осталась в живых, моя жизнь была бы совсем другой.
Гримаса боли на мгновение исказила его черты, и Эрик скрестил свои загорелые руки на груди.
— И папина тоже, — пробормотал он, отводя взгляд.
Малин вспомнился Бьёрн Удин. Скрюченный старик в инвалидном кресле, который жил в заваленной отходами квартире и без всякого стеснения слизывал с руки пролитый самогон. Вспомнились сухие, как папиросная бумага, листья погибшего растения, остов которого торчал из горшка на подоконнике.
Да, его жизнь, вероятно, тоже повернулась бы иначе, останься Бритт-Мари в живых.
