— Да, да. Тогда, вероятнее всего, он уже давно мёртв и похоронен. Но следователи, которые вели дело в восьмидесятых, так не думали. Ханне так не думала.
— Ханне? — удивилась Малин. — Уж не та ли Ханне Лагерлинд-Шён…
— Она самая, — ответил Лодде. — Одно время она работала здесь консультантом. В восьмидесятых, недолго. Пока расследование убийства Пальме всерьёз не набрало обороты. Ханне занималась составлением психологического профиля преступника. И она считала, что все убийства в Эстертуне совершены одним и тем же человеком, который, вероятнее всего, скопировал преступление, совершённое в сороковых.
— Странные вещи творятся, — произнес Манфред, расправляя складку на своём пиджаке.
Малин поглядела на него долгим взглядом.
— Тебе это было известно? Что Ханне работала над этим делом?
Манфред кивнул, не глядя на неё.
Все они прежде уже работали с Ханне. Она помогала расследовать убийство в родном городке Малин — Ормберге — несколько лет назад. В прошлом году они также находились в тесном контакте с Ханне по поводу убийства в Стувшере, но теперь Ханне отошла от дел из-за поразившей её ранней деменции. Насколько было известно Малин, Ханне так и осталась жить в Ормберге.
Лодде взглянул на папки.
— Убийствам в Эстертуне в восемьдесят шестом был присвоен высокий приоритет. Можете себе представить. Женщина-полицейский убита и изнасилована, и так далее. Поднялась жуткая шумиха. Но следствие по делу Пальме перетягивало на себя все ресурсы, и наше расследование зашло в тупик. Откровенно говоря, этим бедолагам и зацепиться-то было не за что. Не было свидетелей, никакой связи между жертвами не обнаружили, за исключением того факта, что все они проживали вблизи Берлинпаркен и водили детей гулять на одну площадку. С техническими уликами тоже была беда, что никак не способствовало успеху дела. Так что горячее дело вскоре стало холоднее фригидной тёлки. А потом оно и вовсе попало в архив, где годами собирало пыль.
Малин бросила взгляд на Манфреда, который не выказывал никакой заметной реакции на привычный лексикон Лодде.
— Разве в семидесятых не сохранили образцы спермы? — спросил Манфред.
Лодде состроил гримасу, которую можно было интерпретировать как жалкое подобие улыбки, обнажившей ряд острых зубов желтоватого оттенка.
— Убийство и попытка убийства, совершённые в семьдесят четвёртом, за истечением срока давности уже не могут быть расследованы, и технические улики были уничтожены.
— Уничтожены? — переспросила Малин.
— Да, чёрт побери, — фыркнул в ответ Лодде, не скрывая собственного отношения к данному факту. — Есть на свете идиоты, а некоторые из них ещё и становятся полицейскими. Для таких в аду припасено особое местечко.
— Эти улики были уничтожены автоматически по истечении срока давности? — поинтересовался Манфред.
— Думаю, да, — пробормотал Лодде. — За этим обычно строго следят. Но в полицейском участке Эстертуны тоже что-то оставалось, предметы одежды жертв, например. И они тоже…
Он сделал неопределённый жест рукой.
— Испарились, — подсказала Малин.
— Ну вы же знаете, как бывает с уликами, которые находятся на хранении в местных подразделениях. То они начнут переезжать, то архивы чистить. Пара коробок запросто может пропасть.
Малин кивнула, а Лодде продолжил:
— Но с восьмидесятых сохранились определённые улики. Мы можем их заново изучить. И эту Бритт-Мари Удин можно пристегнуть сюда же. Если она тоже пала жертвой Болотного Убийцы, это будет сенсация. Две женщины-полицейских убиты одним преступником с промежутком более чем в десять лет.
— И ещё несколько других женщин, — напомнила Малин.
— Да, да, — отмахнулся Лодде. — Но есть ещё одно пикантное обстоятельство, о котором вы, возможно, не знаете.
Он продолжил, не дожидаясь ответа.
— Держитесь крепче. Биологическая мать Бритт-Мари Удин обнаружила жертву первого убийства в Кларе. Она служила полицейской сестрой.
— Вот дерьмо, — выругалась Малин.
— А теперь к нам в руки попало вот это.
Он достал два небольших пластиковых пакета. В первом лежало золотое кольцо, а во втором — другое кольцо и тонкая цепочка.
— Первое — обручальное кольцо Бритт-Мари Удин. Оно было надето на её левой руке. Второе кольцо она носила на цепочке вокруг шеи.
— Аксель, 1939, — пробормотал Манфред.
— Угу. Так там написано. Только чёрт знает, кому оно принадлежало. Однако эти вещи должны быть переданы родственникам. Может быть, это хороший повод с ними поболтать?
40
Возвращаясь в седьмом часу вечера домой на метро, Малин не переставая думала о кольцах. О кольце на собственном пальце и о матово поблескивавшем золотом колечке в пластиковом пакете. Сойдя на станции Кунгстредгорден, чтобы перейти на другую линию, Малин прошла ровно под тем местом, где прежде на поверхности стояла улица Норра Смедьегатан и где семьдесят пять лет назад встретила свою смерть первая жертва Болотного Убийцы.
Когда поезд подъехал к конечной, Малин чувствовала усталость, но одновременно и странную наполненность событиями прошедшего дня. Встречей с Лодде и знакомством с расследованием, в котором было столько жестокости, столько пробелов, столько вопросов, так и оставшихся без ответа, и столько странных совпадений.
«Мы отыщем его», — подумала Малин. «Мы задолжали это Бритт-Мари Удин и Линде Буман. И всем другим женщинам».
На станции Вестерторп Малин сошла и короткой дорогой отправилась домой, к зданию из красного кирпича пятидесятых годов постройки. Влажная жара, которая, казалось, поднималась от самой земли, хранила запахи асфальта и почвы. Мимо шли люди — собачники, несколько девочек-подростков, которые громко хихикали, уставившись в экран мобильника, двое строительных рабочих по пути со смены, — но Малин их не замечала, потому что перед глазами у неё так и стояли останки из Эстертуны, принадлежавшие женщине, которую когда-то звали Бритт-Мари.
Когда Малин отперла дверь маленькой двушки, Андреас обнаружился в прихожей, уже переодетый в спортивный костюм. Волнистые тёмные волосы, которые он отрастил за время декретного отпуска, на шее были перехвачены шнурком. Из гостиной доносилась музыка из мультсериала «Баббларна». Пока они не могли позволить себе новый телевизор и пользовались планшетом.
— Привет, — сказал Андреас и наскоро чмокнул её. — Нужно бежать. Опаздываю на теннис.
— Хорошо. Отто поел?
Андреас обул теннисные туфли и потянулся за сумкой и ракеткой, которые уже были сложены в ожидании на полу.
— Сорри. Не успел. Мама звонила. Ты же знаешь, какая она, болтает без умолку.
Малин с улыбкой повесила тонкий кардиган на крючок.
