Линда подалась вперёд и уставилась на Ханне своими странными тёмными глазами.
— Так почему он убивает?
Ханне выдержала театральную паузу.
— Существует вероятность, что он чувствует себя оскорблённым такими женщинами. Они все были молоды и одиноки. Возможно, он искал знакомства, шёл на сближение, но был отвергнут.
— Могли они встречаться в клубе? — предположила Линда. — В «Гран Палас», как говорил Фагерберг?
Ханне покачала головой.
— Если честно, я так не думаю. Если верить тому, что показали родственники и друзья жертв, те не посещали подобные места. К тому же, какова вероятность, что все встреченные им в клубе девушки жили бы вблизи Берлинпаркен? Нет. Я считаю, общий знаменатель в этом деле — именно парк. Вы нашли ещё какие-нибудь связи между жертвами?
— Нет, — ответил Лео. — Мы всё проверили. Друзей, коллег, контакты в телефонном справочнике. Господи, мы даже выяснили, где они покупали подгузники и чулки! И нет, они делали это в разных местах.
— Но если кто-то не хочет идти на свидание, разве такой мелочи достаточно для убийства? — воскликнул Роббан.
— В большинстве случаев, к счастью, нет, — сказала Ханне. — Но есть люди, которые неспособны принимать отказ в какой-либо форме. Отказ пробуждает в них ненависть такой силы, с какой они не могут совладать. И сам акт насилия для них — это упражнение в ненависти. Я думаю, он ненавидит этих женщин, а возможно, не только их. Может быть, он ненавидит женщин вообще. Он приколачивает их к полу, чтобы наказать, и оскверняет тела после убийства, засовывая в них различные предметы. Рукоятка швабры во влагалище — о чём она может нам поведать?
— Что он хочет наказать их за то, что они — женщины? — предположила Линда.
— Возможно. И за то, что благодаря своей женственности они имеют над ним власть, противостоять которой он не в силах. А о чём нам могут сказать вещи, которые он засовывает жертвам в рот?
— Хочет их заткнуть? — спросил Роббан.
— Как вариант. Заткнуть и унизить. И он всегда выбирает предметы, которые связаны с женщиной и домашним хозяйством, — кухонную утварь, приспособления для уборки, и так далее. И обратите внимание: свои преступления он совершает на глазах у детей своих жертв. Этот факт не может быть случайностью. Он делает так для того, чтобы причинить жертве худшие страдания, чем те, что она испытывает, когда гвозди пронзают её плоть.
— Упражнение в ненависти, — проговорил Роббан, потирая шрам. — Что же нам делать дальше?
Ханне сложила руки на коленях.
— Нужно продолжать работать так, как вы привыкли. Я слишком мало знаю о полицейской работе, чтобы давать советы.
Ханне взяла паузу и, прежде чем продолжить, окинула взглядом сидящих за столом.
— Но мне кажется, вам стоит подумать над установкой наблюдения в Берлинпаркен.
Роббан кивнул.
— Полиция Эстертуны получит подкрепление из патрульного отряда. Настроения в городке близки к паническим. Вам известно, что вчера вечером под окнами полицейского участка в Эстертуне прошла акция протеста?
— Что-что? — переспросил Лео.
— Протестующие утверждали, что полиция выделяет недостаточно ресурсов для раскрытия этого дела, — пояснил Роббан. — Ну а вечерние газеты вы читали?
Все, включая Ханне, кивнули.
В последние несколько дней тема убийств стала ведущей в прессе. Нетрудно понять, почему такие заголовки, как «Болотный Убийца вернулся», «Кто станет следующей жертвой убийцы из Эстертуны?» или «Здесь распяли Ханнелору, 24» наводят страх на горожан.
— Тот мужчина, которого подозревали в сороковых, — вновь заговорила Ханне. — Биргер фон Бергхоф-Линдер. Мне кажется, его тоже стоит разыскать, просто на всякий случай. Нельзя ведь исключать возможность, что он замешан в эстертунских событиях.
Когда Ханне уже собралась домой, к ней подошёл Роббан.
— Всё это очень интересно, — сказал он. — И я всё-таки настаиваю на том, чтобы узнать больше о профилировании. Как насчёт пива?
Ханне взглянула на золотые наручные часы, которые получила в подарок от Уве на день рождения.
Было пять минут седьмого. Уве вернётся домой через час, а до тех пор Фрейд прекрасно побудет один.
— С удовольствием, — согласилась она.
Они выбрали один из баров на улице Хантверкгатан. То было тёмное, дымное полуподвальное помещение. Из динамиков струилась тихая музыка кантри, звук которой смешивался с голосами посетителей. Повсюду висела толстая зимняя одежда, пахло сигаретным дымом, мокрой шерстью и прокисшим пивом.
— Что тебе взять? — спросил Роббан, сбрасывая куртку, чтобы перекинуть её через спинку одного из высоких стульев.
— Бокал белого, пожалуйста.
Пару минут спустя Роббан вернулся с пивом для себя и бокалом вина для Ханне и сел рядом с ней.
— Как вышло, что ты решила выбрать профилирование в качестве профессии?
— Почему бы и нет?
Роббан бросил на неё пытливый взгляд и сделал большой глоток пива.
— Просто нестандартный выбор, — пояснил он, стирая пену с уголка рта.
— Смотря с чем сравнивать.
Она улыбнулась, и Роббан расхохотался.
— Туше! Но согласись, это не совсем то, чему юные девушки желают посвятить свою жизнь.
— Не знаю. Меня всегда интересовали преступления.
Ханне умолчала о том, что со временем сама пришла к выводу, что её склонность к изучению всего тёмного, больного и искалеченного, вероятно, произрастала из попыток понять собственную мать. Ту, что в один день могла быть ангелом, а назавтра превращалась в дьявола. Ту, что утром могла покупать свежий хлеб и заплетать волосы Ханне, а тем же вечером придушить ручного кролика дочери, только потому, что ей показалось, что зверёк на неё странно смотрел.
Ханне не стала говорить и о другом своем хобби, гораздо более странном. О масках, висевших на стене у неё дома, и о своей любви к Гренландии и инуитам.
— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Роббан. — Я сам, можно сказать, имею особую тягу к серийным убийцам.
— Правда?
Он кивнул, улыбнувшись так широко, что шрам на щеке словно стал глубже, а кожа вокруг глаза натянулась.
— Я думаю, они похожи на зверей. Хищников. Ты согласна?
Ханне задумалась.
Что-то в словах Роббана и выражении его лица заставило её ощутить неприятный холодок у себя на шее.
— Конечно же, меня интересуют серийные убийцы, но также и любые другие виды преступлений и преступников. К тому же, разве мы все — не животные?
Роббан оставил эту тему. Он принялся рассказывать о своей службе в полиции. Как в 1965 году приехал в Стокгольм из Уппсалы, чтобы получить полицейское образование. Как много лет отдал охране правопорядка, но уже с первого дня мечтал служить в уголовной полиции.
