Рукопожатие хозяйки оказалось крепким, а взгляд — жёстким.
— Май, — коротко представилась она, и Ханне ощутила слабый, но вполне различимый аромат фиалковых пастилок. — Надеюсь, это не займет много времени, мне нужно отправить Эрика в школу.
В кухне у Май было тепло, пахло мылом и свежевыпеченным хлебом.
Обстановка была старомодной. Тяжелый обеденный стол тёмного дерева с резными ножками, стулья с накладными подушками в комплект к нему. На окнах висели гардины с цветочным узором. Красный рождественский канделябр соседствовал на подоконнике с цветком амариллиса, проросшего сквозь мох в старом терракотовом горшке.
— Я только что сварила кофе, — сообщила Май, выставляя на стол металлический кофейник, маленькие фарфоровые чашки с цветочным узором и блюдо с печеньем.
— Вы очень добры, — сказала Линда, уселась на один из стульев с подушками и достала блокнот.
Май сняла фартук и повесила на крючок рядом с холодильником. Потом одёрнула юбку и села напротив Ханне с Линдой.
Линда разъяснила Май цель их визита. Она рассказала об убийствах вблизи Берлинпаркен, которые как две капли воды походили на убийства, произошедшие там же в семидесятых. Она опустила детали — распятые руки, предметы, вставленные в различные отверстия женского тела, детей, которые остались наедине с убитыми матерями, но взгляд Май всё равно помрачнел.
— Так я и знала, что это он вернулся. Я читала о ноябрьском убийстве, — почти беззвучно пробормотала она. — Но я не слышала ничего о вчерашнем.
Ханне кивнула.
— Такие, как он, никогда не останавливаются, — продолжала Май. — Я говорила это ещё тогда, в семидесятых.
— С кем вы об этом говорили? — поинтересовалась Линда, слегка склонив в сторону своё сердцевидное лицо.
— С засранцем, который тогда руководил расследованием. Фагерберг, если мне не изменяет память. Это ведь я им рассказала, что человек, которого в сороковых осудили за убийство в Кларе, был невиновен.
— Так вы были знакомы с Фагербергом?
Линда сделала отметку в блокноте.
— Мне хорошо знаком такой тип людей, — фыркнула Май.
— Хм, — Линда подавила зевок. — А Бритт-Мари, вы с ней когда-нибудь обсуждали расследование?
Май энергично затрясла головой, при этом ни на миллиметр не сдвинулись её уложенные аккуратными завитками волосы.
— Я была занята заботой об Эрике. В этой семье никто не хотел брать на себя ответственность. Бритт-Мари была вся в работе, а Бьёрн всегда был негодником. Уродился весь в своего отца. Я вовсе не удивилась, когда Бритт-Мари его оставила.
Линда послала Ханне весьма выразительный взгляд.
— Как вы думаете, что произошло с Бритт-Мари? — спросила Ханне.
Май поглядела на неё и подвинула ближе к гостям блюдо с печеньем.
— Угощайтесь, домашнее.
Линда взяла две маленькие печенюшки и тут же засунула одну в рот. Ханне снова вспомнились лишние килограммы, на которые попенял ей Уве, но несмотря на это, или, быть может, как раз по этой причине, она тоже решила угоститься.
— Большое спасибо, — поблагодарила она.
Май глядела в окно, скользя взглядом от недоеденного птицами комочка сала на жестяном отливе к лениво раскинувшемуся в лучах солнца озеру.
— Я могу понять, почему Бритт-Мари оставила моего сына, — сказала она коротко. — Я бы тоже так поступила. Но бросить ребёнка — это непростительно. Разве Эрик сделал ей что-то плохое?
Линда проглотила остатки печенья, запив глотком кофе, и откашлялась.
— Мы считаем, Бритт-Мари могла идти по следу Болотного Убийцы. Она никогда не упоминала ничего похожего?
— Да нет же. Я бы не забыла.
— У неё не было ежедневника, или, может быть, она вела дневник? — спросила Ханне.
— Ежедневник? Не думаю. Но если у вас есть желание, можете порыться в её вещах. Она оставила какие-то бумаги и прочее, когда сбежала. Спрошу у Эрика, может быть, он знает, где всё это.
С поразительной ловкостью Май встала из-за стола и сделала пару шагов в направлении прихожей.
— Эрик! — позвала она. — Ты не мог бы подойти?
Они услышали звук приближающихся шагов, и в дверном проеме рядом с Май показался мальчишка-подросток, с недовольной миной на угреватом лице. Его каштановые волосы были коротко пострижены на затылке, а по шее спускались длинными прядями. Руки он держал засунутыми глубоко в карманы.
— Привет, — поздоровалась Линда.
— Привет, — отозвался Эрик, глядя в пол.
— Коробка с вещами твоей матери, — обратилась к нему Май. — Ты держишь её в своей комнате?
— Неа. Валяется где-то в подвале.
— Будь так добр, принеси её сюда.
Эрик пожал плечами и вразвалочку вышел из комнаты.
Май снова заняла место за столом.
— Он всё ещё зол на неё, — пояснила она, когда мальчишка скрылся в подвале. — И я его за это не виню. Так поступить с ребенком, ей должно быть стыдно за себя. Если вам интересно моё мнение, почему она не возвращается, я вам так скажу: стыд слишком велик.
Через несколько минут вернулся Эрик, неся в руках чёрную коробку из толстого картона, размером чуть больше обувной. Он поставил её посреди стола и тут же отдёрнул руки, словно обжёгся.
— Можно нам взглянуть? — спросила разрешения Линда, протягивая руку к коробке.
Эрик снова пожал плечами, засунул руки обратно в карманы и скучающим взглядом уставился в окно.
Линда встала на ноги и подняла крышку.
Сверху лежало полицейское удостоверение с фотографией. С картинки на Ханне смотрело улыбающееся лицо Бритт-Мари. Каштановые волосы мягкими волнами обрамляли округлое лицо. Рядом с удостоверением золотом поблёскивала полицейская кокарда, а под ними виднелась толстая стопка документов.
Ханне задержала взгляд на улыбающемся лице. Она помнила горечь в глазах Рогера Рюбэка и затуманенный слезами взгляд Бьёрна Удина, которого вопрос о Бритт-Мари оторвал от просмотра скачек.
«Куда же ты пропала?» — подумала Ханне, внезапно погружаясь в уныние, причину которого не вполне понимала.
Линда принялась с осторожностью выкладывать содержимое коробки на стол.
Сберегательные книжки, страховое свидетельство и водительские права. Справка о состоянии здоровья, письма, членская карточка стрелкового клуба и путеводитель по Мадейре.
Под путеводителем обнаружилась стопка машинописных листов, скреплённых скобкой.
— Я пошёл, а это можете забрать, — сказал Эрик. — Мне это без надобности.
— Я хотела бы, чтобы ты это сохранил, — возразила Май, вручая мальчику стопку машинописных листов. — Это о твоей бабушке.
