— Какой она была? — внезапно задала вопрос Ханне.
— Бритт-Мари?
Взгляд Бьёрна мечтательно затуманился, и он отвернулся к окну.
— Доброй, — помедлив, отозвался он. — Заботливой. Только чересчур упрямой. Страдала ипохондрией. Банальный насморк пугал её до полусмерти.
Бьёрн горько улыбнулся и продолжил:
— Однажды у меня вскочил прыщик на лбу. Крошечный след от укуса комара, не иначе. Так Бритт-Мари хотела тащить меня к доктору. Сдаётся мне, она стала себя так вести после того, как у её матери обнаружили рак. Боялась болезней и всё такое.
— Как вы думаете, что произошло с Бритт-Мари?
Бьёрн покачал головой, и пряди длинных волос съехали ему на лоб, закрывая глаза. Прежде чем ответить, он аккуратно отодвинул их в сторону.
— Не знаю. Вначале я думал, она уехала, ведь именно об этом она говорила в своём письме — что ей нужно было время на размышления. Я, разумеется, был зол на неё, очень зол. Но со временем я стал подозревать, что с Бритт-Мари что-то случилось. Не может человек просто исчезнуть. Испариться. К тому же, бросить Эрика и просто уехать навсегда — это было совсем непохоже на Бритт-Мари. Она ведь была настоящей мамашей-наседкой. Только вот потом я получил ту самую открытку.
— Открытку?
Бьёрн кивнул и поднялся на ноги.
— Да, она где-то у меня лежит. Подождите.
Он скрылся в спальне, откуда вскоре донёсся стук открывающихся и закрывающихся ящиков комода. Линда не сводила с Ханне своих чёрных глаз. Та выглядела подавленно.
Через минуту явился Бьёрн, неся в руке открытку.
— Вот, — сказал он, протягивая открытку Линде.
На открытке были изображены головокружительно высокие горы, подножия которых уходили прямо в море. Пейзаж дополняли цветущие луга, которые простирались до самого горизонта, где растворялись в небесной лазури.
«Привет с Мадейры», — прочла Ханне надпись на открытке.
Но когда Линда перевернула открытку, на ней не оказалось никакого текста, за исключением адреса Бьёрна, который был аккуратно выведен справа прописными буквами на четырёх разлинованных строчках.
Оттиск штемпеля из Фуншала гласил, что открытка была отправлена 20 мая 1977 года.
— Но здесь ведь ничего не написано.
— Верно, — вздохнул Бьёрн. — Но она всегда мечтала там побывать. Это была просто идея фикс. Так что, получив открытку, я снова впал в ярость. Я всё думал о том, что если это она послала открытку, то нет слов, которые могли бы описать глубину её предательства по отношению к Эрику…
Он замолчал и указательным пальцем вытер нос. Сделал глубокий вдох и стал тихонько всхлипывать. По его лицу потекли слёзы и сопли, а плечи опускались и поднимались в такт рыданиям.
— Чёрт, — разозлился Бьёрн, вытирая лицо ладонью. — Вам всё ясно?
— Чертовски трагично, — проговорила Линда, когда они с Ханне вновь оказались в машине.
Ханне смотрела на серую многоэтажку, которую они только что покинули, и на такое же серое небо над ней.
— Он сидит там, смотрит скачки и накачивается пивом, в то время как две разных женщины воспитывают его детей, — продолжала Линда. — Сидит там, уничтожая собственную жизнь, и чувствует себя несправедливо обиженным.
Ханне кивнула.
— Это защитный механизм. Не признавая собственную ответственность за случившееся, он избегает чувства вины за свои поступки. Всё ведь гораздо легче пережить, если виноват в этом кто-то другой.
— Сраный придурок, — резюмировала Линда, срываясь с места.
Ханне не удержалась от улыбки, услышав этот комментарий.
— Не забывай, что он тоже жертва. Кто знает, как сложилась бы жизнь Бьёрна, если бы Бритт-Мари не исчезла. Может быть, они примирились бы, завели ещё детей. Зажили бы обычной жизнью среднестатистической семьи Свенссон. Он же не просто так пьёт и днями напролёт смотрит эти скачки.
— Всё это не отменяет того, что он сраный придурок.
— Мне кажется, нужно нанести визит этой самой Май, — проговорила Ханне задумчиво. Если она помогала им вести хозяйство перед тем, как пропала Бритт-Мари, вполне возможно, что ей что-то известно. Возможно, Бритт-Мари чем-то с ней делилась.
Они договорились поискать координаты Май Удин, когда вернутся в контору. Однако едва они успели проехать половину пути к деловому центру, как внезапно ожила полицейская рация, и Линда приняла сообщение.
Ещё одна женщина была найдена убитой в Эстертуне.
29
Когда они добрались до дома номер 14 по Берлингатан, уже стемнело, и над Эстертуной начался снегопад. Крупные, пушистые хлопья падали с чёрного неба и красиво ложились на деревья и кусты в парке.
Как и в остальных случаях, местом преступления стала съемная квартира в одном из домов вблизи парка. Возле дома стояли две полицейские машины. Они были так заляпаны грязью и слякотью, что едва можно было различить жёлтые и голубые полосы. Коллеги, которые уже успели натянуть заградительные ленты, приветствовали Роббана, Линду и Ханне у ворот.
— Второй этаж, — хрипло произнёс юный паренёк-полицейский.
Вид у парня был задёрганный: от Ханне не укрылись ни его блуждающий взгляд, ни блестевшие на лбу, несмотря на мороз, капельки пота, похожие на крошечные бисеринки.
Линда поймала её взгляд: все прочие жертвы в Эстертуне были найдены на третьих этажах. Таким образом, жилище новой жертвы не располагалось непосредственно под крышей, что само по себе не могло означать ошибочность выдвинутой Бритт-Мари в семидесятые годы гипотезы о проникновении убийцы через крышу, однако разрывало привычный шаблон.
У двери в квартиру стояли ещё двое полицейских в форме. Один из них представился как Брур Андерссон, дежурный офицер.
— Тревогу забила сестра убитой. Жертва пригласила сестру к себе на обед. Никто не открыл дверь в назначенный час, а из квартиры был слышен детский плач. Тогда она решила позвонить в службу спасения.
Он сделал глубокий вдох и продолжил рапортовать:
— Мы выломали дверь и обнаружили тело.
Из квартиры вышел криминалист, одетый в белый комбинезон, с медицинской маской на лице.
— Мы уже можем войти? — спросил Роббан.
Человек в комбинезоне кивнул.
— Мы почти закончили. Только не сходите с плиток. И ничего не трогайте.
Они надели бахилы и двинулись внутрь, в тесную прихожую. Прозрачные пластиковые плитки были уложены на полу через равные промежутки, формируя узкую тропу, которая вела в гостиную.
Ханне шла вслед за Линдой и Роббаном.
На полу всюду стояли маленькие таблички с номерами, обозначавшие различные предметы — кучу одежды, белые трусы, на вид сильно поношенные, или, возможно, грубо разорванные, и большое пятно крови возле кровати.
