Уве захохотал и взял её за руку.
— Пойдём, хватит тратить на это время. Я приготовил ужин.
Ханне удивлённо подняла бровь, глядя на мужа. Существовало множество занятий, которые Уве отвергал, и в их числе было приготовление пищи.
Он притащил Ханне в кухню следом за собой и выдвинул для неё стул. Потом торжественно открыл холодильник и достал оттуда две тарелки, на каждой из которых покоилась половинка омара.
— Вот это да, — воскликнула Ханне. — В честь чего это?
— Как обычно.
— И всё же?
— В твою честь.
Уве наклонился, открыл морозильную камеру и достал охлаждавшуюся в ней бутылку шампанского. Откупорил её и пошёл за бокалами.
— Я подумал, что после тяжёлого трудового дня тебе не помешает немного любви, — пояснил он, вернувшись с двумя хрустальными бокалами в правой руке.
— Так любовь сегодня тоже в меню?
Он улыбнулся.
— Надеюсь на это.
— Смею ли я надеяться ещё и на массаж спины?
— Если будешь доброй.
— Я всегда добрая, — отозвалась Ханне, разливая шампанское.
Вечер вышел и впрямь таким удачным, как обещал Уве.
Они съели омара, выпили шампанское и послушали пластинки. Потом обсудили отпуск, и Мию с Марией, которые купили дом в стране басков и, вероятно, устроят там большой праздник в мае. Уве ни разу не упомянул своего отца. Когда шампанское было выпито, они открыли бутылочку красного, под конец принялись хихикать, как девчонки, а после занялись сексом на кухонном столе.
На короткое время Ханне позабыла о дырках от гвоздей, испортивших паркет в той квартире в Эстертуне. И о тёмных пятнах, въевшихся в этот паркет, словно кислота. На несколько драгоценных мгновений ужасающий образ мёртвой Ханнелоры Бьёрнссон погас перед её внутренним взором, и всё, что ощущала Ханне в те мгновения, было искрящимся счастьем.
На следующее утро, когда Ханне проснулась, Уве уже не было. Фрейд маячил перед входной дверью и поскуливал, так что Ханне поспешила одеться и вывести пса на короткую прогулку.
Снова похолодало.
Слякоть на улицах опять превратилась в лёд, и редкие хлопья снега падали вниз с низкого серо-стального неба, стирая контуры зданий по другую сторону моста Нюбрувикен. Лёд, попадавшийся под колёсами машин, хрустел и трещал. Немного впереди Ханне пожилая дама поскользнулась на льду, но ей помогла встать проходившая мимо женщина. Со стороны Страндвеген доносился шум снегоуборочной машины.
Однако плохая погода не волновала Ханне, не печалил её и факт отъезда супруга, потому что все её мысли вновь были заняты Болотным Убийцей — человеком, который годами успешно водил за нос полицию. Ханне не могла перестать думать о женщинах, которые стали его жертвами, и обо всём, чего с ними не случилось. О детях, лишившихся матерей, и о матерях, не увидевших, как выросли их дети. А ещё Ханне думала о Бритт-Мари.
Наверняка её исчезновение было связано с делом Болотного Убийцы. Все прочие версии не выдерживали критики.
Подозревала ли она что-то? Возможно, вышла на след убийцы?
Сегодня Ханне собиралась расспросить об этом Рогера Рюбэка. Об этом, и обо всем прочем, что могло иметь значение.
25
— Бритт-Мари — замечательная. А ещё она чертовски талантливый полицейский.
Рогер Рюбэк утвердительно кивнул головой, словно соглашаясь с собственным мнением, и поставил чашку с кофе на стол.
На вид ему было ближе к пятидесяти. Волосы с проседью, лицо, покрытое сетью тонких морщинок, пестрело веснушками. На переносице веснушки сливались в одну большую кляксу. Ханне подумала, что эта клякса похожа на бинди — украшение, которое индийские женщины носят на лбу.
— По крайней мере, такой она тогда была, — продолжал Рюбэк. — В семидесятых. Господи боже, как давно это было. Неизвестно даже, жива ли она.
Кафе стремительно пустело — люди освобождали столики, спеша вернуться к работе. Обеденный перерыв кончился. Мимо проносили подносы, уставленные дребезжавшей посудой, но её звон вскоре стих, ослабнув до едва слышного позвякивания.
— Наверняка мы знать не можем, — отозвалась Ханне. — Она ведь так и не вернулась. Разве не странно, что её исчезновение не было тщательно расследовано?
Рогер наморщил лоб, так что его брови, также с изрядной долей седины, практически соединились в одну линию.
— Это дело рассматривалось как потенциальное исчезновение. Но я вернулся домой, в Даларну, весной семьдесят пятого, и связь с коллегами в Стокгольме оборвалась. До восемьдесят четвёртого я так и жил в Фалуне, пока мы с женой не развелись. Тогда я и решил сюда вернуться.
— Чем ты сейчас занимаешься?
— Отвечаю за учебный план в ВШП. Да, в Высшей Школе Полиции. Я работаю над рационализаторским проектом.
Ханне улыбнулась, и Рогер тоже.
— Что, звучит скучновато? — весело поинтересовался Рюбэк.
— Нет, я… есть немного.
Честный ответ Ханне заставил Рогера улыбнуться еще шире. Его глаза заблестели, и на секунду Ханне подумала, что Рюбэк — вполне привлекательный мужчина.
— Насколько хорошо вы друг друга знали? С Бритт-Мари?
Намёк на румянец проступил на щеках Рюбэка.
— Мы с ней были просто коллегами, но Бритт-Мари очень мне нравилась.
— Фагерберг намекнул, что, вероятно, вы с ней состояли в более близких отношениях.
— Это не так, — ответил Рогер. — Это просто чушь. Могу понять, почему он так решил, но всё это — сплошное недоразумение, от начала и до конца.
— Окей, — согласилась Ханне, не вдаваясь в дальнейшие расспросы, тем самым побуждая Рюбэка к большей откровенности. Он же, напротив, не стал развивать тему. Вместо этого Рюбэк спросил:
— Так он вернулся? Болотный Убийца?
Ханне кивнула и рассказала Рюбэку всё, что ей стало известно об убийстве Ханнелоры Бьёрнссон.
Рогер слушал не перебивая. В руках он держал салфетку, которую усердно складывал треугольниками до тех пор, пока самый крошечный треугольник уже нельзя было согнуть. Когда Ханне замолчала, он еще несколько секунд сидел молча, разглядывая сложенную салфетку в своей большой ладони.
— Ты ведь знаешь, как у нас говорят… Каждый хоть раз сталкивается с делом, которое его не отпускает. Несмотря на то, что в семьдесят пятом я перестал работать с этим делом, кошмары о нём посещали меня годы спустя. А Бритт-Мари…
Рогер осёкся, и остервенело затолкал салфетку в пустую чашку из-под кофе.
— Я думал, что Болотный Убийца мёртв, — произнёс он спустя некоторое время.
— Фагерберг сказал то же самое.
