– Русские никому не доверяют, Соланж. Но в чем-то ты права, буду думать… А теперь слушай внимательно. Приказ об аресте вашей миссии был отдан лично Генрихом Гиммлером. Согласован ли он с фюрером, неизвестно, но скорее всего, да. Занималась арестами Тайная государственная полиция, ее еще называют «стапо» или «гестапо». В списках было одиннадцать человек. Кое-кто успел уехать, Геринг предупредил…
* * *
Ночь выпала неожиданно теплой и тихой. Ни ветерка, ни облачка, только огромное полное звезд небо. Соль, раскинув руки, скользила по упругой пустоте, любуясь морем огней от горизонта до горизонта. Берлин не спал, снизу доносился негромкий, но отчетливо различимый гул, тысячи голосов сливались в один, отчего огромный город казался живым. Шум то усиливался, то стихал, словно могучее ровное дыхание. Она хорошо помнила совсем другой Берлин, улицы, площади, парки, свою школу. Три года назад Соль впервые увидела город из иллюминатора самолета, но это было днем и продлилось совсем недолго. Иное дело сейчас.
Баронессе она сказала правду. Никаких дел нет, просто хочется полетать. То есть, конечно, не хочется, а очень надо, чтобы не терять навыка. Ингрид лишь головой покачала, почему-то вспомнив скалолазов, таких же точно сумасшедших. Баронесса, оказывается, тоже ходила по горам и была знакома с Курцем и Хинтерштойсером! Соль невольно позавидовала. Везет же людям!
В небе хорошо думалось. Ни стен, ни потолка, полный простор. А еще звезды! Их Солнце, очень похожее на земное, отсюда не увидеть, однако нужный ориентир она нашла быстро. Созвездие Льва – то, что между Раком и Девой. Звезда по имени Регул – Cor Leonis, Сердце Льва. Солнце Клеменции чуть ниже и значительно дальше. Свет от него идет к Земле много-много лет.
Связи нет… «Родная планета о вас не забыла…» Бело-голубой Регул смотрел равнодушно и холодно.
Соль отогнала ненужные мысли, заставив себя думать о самом-самом важном. Германской миссии больше нет. Генерал Удет не солгал, четверых успели переправить в Стокгольм буквально из-под носа у «стапо». Семеро, пятеро мужчин и две женщины, погибли, исполнив свой долг до конца. «Чистые» всегда предпочитают благородную смерть позору плена. У каждого – свой Монсегюр, своя последняя битва.
Один жив. Пейпер узнал имя и фамилию – Гюнтер Нойманн. Если его забрало «стапо», значит, Нойманн где-то у них. Штаб-квартира тайной полиции здесь, в Берлине, на улице Принца Альбрехта…
Соль сложила руки перед собой, словно при прыжке в воду, заскользила вниз, к ярким огням. Спуститься бы сейчас к самым окнам «стапо», выбить стекло, пригрозить оружием первому же, кого увидит… Нельзя! Остановят, считай, сразу, такое даже не риск, чистое самоубийство. К тому же использовать аппарат «С» для любых подобных акций строжайше запрещено. Марсианские ранцы у немцев есть, а вот «Сферы» нет и быть не должно.
Гул, доносящийся от земли, распался на отдельные голоса. Черные крыши и ярко освещенные улицы были уже близко, и Соль вновь перешла на горизонталь. Кто-то глазастый наверняка сумеет заметить легкую, почти неразличимую тень в черном небе. Ну и пусть. Она все равно улетит!
Соль улыбнулась, глядя на яркие желтые огни. Конечно улетит! Есть еще режим невидимости, есть и другие сюрпризы. Улетит… Только куда? В Германии ее станут искать, возможно, уже начали. Во Францию возвращаться бесполезно, в Англию дорога закрыта. В Швецию, вслед за беглецами? Пейпер не советует, в маленькой стране все на виду. Тем, кто сумел попасть в Стокгольм, следует немедленно брать билеты куда-нибудь подальше. Но все равно их не оставят в покое. Отец сказал, что даже в Штатах, Гувер, глава ФБР, распорядился начать поиск среди эмигрантов. Куда-нибудь в Африку? На Таити? Слишком далеко…
А где ее не будут искать? Где можно исчезнуть?
Nas utro vstrechaet prohladoj,
Nas vetrom vstrechaet reka.
Ответ Соль уже знала, и этот ответ ей очень не нравился. Совсем!
4
Надзиратель, «два сбоку», окинув камеру равнодушным взглядом, прикрыл дверь, оставив небольшую щель. И почти сразу же погас свет. Отбой! Можно ничего не нарушая ложиться на железные нары и вкушать здоровый тюремный сон. Подушка не полагалась, но матрасом его оделили. Выдали также одеяло, серое, очень короткое и, как и все прочее в камере, благоухающее хлоркой.
К хорошему привыкаешь быстро, но здесь, в «Колумбии», Александр Белов понял, что и к плохому привыкнуть нетрудно. Если особо не задумываться, в камере немногим хуже, чем в армейской палатке. В минусе хлорка и отсутствие газет, в плюсе все остальное, в том числе самое-самое главное. Там он боялся ареста, а здесь бояться не надо, потому что уже.
…О том, что он, замполитрука Белов, в Германии, дома, скорее всего, пока не знают. Рейху незачем ввязываться в советско-польские свары. Пропал комиссар? Ищите в Польше своего комиссара. Значит, пока на границе неспокойно, его в СССР не вышлют. Но это пока, мало ли что дальше будет? Возьмут и обменяют, к примеру, на немецкого шпиона. А потом что? Ne smej vrat, padla kontrrevolyucionnaya! Kolis, suka, u nas i ne takie bobry kololis!.. Нет уж, лучше проскучать в «Колумбии» до победы Мировой революции, о которой так мечтают знакомые поэты из ИФЛИ.
Он прилег, закинув руки за голову, и принялся разглядывать темный потолок, прислушиваясь к неумолчному гулу моторов за окном. Темпельгоф не спал… На какой-то миг захотелось подняться в самое небо, взглянуть с ночных высот на берлинские огни… Только потом все равно придется возвращаться!
Допрос был позавчера, сегодня замполитрука ждал продолжения, но его никуда не вызвали. То ли поймали настоящего Нестора, то ли охотятся за несчастным бегемотом. Не поймешь этих немцев! В родных «органах» он сразу бы признался, и в том, что Нестор, и в том, что осколками стекла масло на молочном комбинате начинял. То-то Курт Биллингер умудрился не только выжить, но и на свободе оказаться. А еще говорят: фашизм, фашизм!
Александр на всякий случай скрестил пальцы, указательный и средний. Не сглазить бы! На Московских процессах старые большевики, тюрьмы и каторгу прошедшие, признавались в таком, что и через сто лет не отмоешься. Знали, что все равно смерть, но не молчали, себя клеймили. Значит, есть у этих умельцев такое, что смерти страшнее. А если в Москве умеют, так и в Берлине наверняка тоже. Не очень успокаивало даже то, что его секреты здешним сыскарям без особой надобности. Кто их знает? Потому и об ИФЛИ молчал. Сперва назовешь тему курсовой, потом фамилию научного руководителя, затем однокурсников по списку, всех этих пролетарских Пушкиных, мечтающих о флибустьерском синем море. Внешность, привычки, успехи в учебе, родственники в Наркомате авиационной промышленности…
Тени стали гуще, навалились со всех сторон, словно мягкая, но тяжелая перина. Сейчас он уснет… Уснет… Уже спит. Камера никуда не делась, но стала заметно больше, окошко, потеряв стекла, оделось вычурной решеткой. Тюрьма, но совсем другая. Ну конечно! Замок Иф, бедняга Дантес, попавший в эти стены за покушение на Александра Сергеевича Пушкина, великого пролетарского поэта. Раскололся Дантес, здесь и не такие бобры кололись!
