Ну что ж, это была истинная правда: семь месяцев назад Вильда стала женщиной. То есть технически именно так, но, тем не менее, обстоятельства их первой брачной ночи и тех немногочисленных последовавших за ней ночей, когда фрау Шаунбург оказывалась в одной постели с мужем, оставляли большой простор для спекуляций самого широкого толка. К сожалению, справляться с упавшим на нее как обвал разочарованием и недоумением приходилось своими силами. Посоветоваться было не с кем, некому даже просто пожаловаться, а в книгах ответа на мучившие ее вопросы не находилось, не считая, быть может, одного лишь Мопассана. Однако Вильда не склонна была считать, что Баст ей изменяет. Что-то подсказывало – это не так. Но тогда что? Что, во имя всех святых, превращало милого, в общем-то, человека в холодную бездушную машину для пенетрации
[4].
«Хм… – она даже улыбнулась мысленно и чуть-чуть покраснела, – весьма точное определение». Но на самом деле ей было не до смеха.
Вот и вчера. Баст появился дома совершенно неожиданно, не взяв на себя труд ни телеграмму послать, ни позвонить, хотя в «замок» уже несколько лет как был проведен телефонный кабель. Но это практически сущие пустяки, поскольку его поведение можно объяснить, например, желанием сделать сюрприз. Что ж, сюрприз удался. После трех недель разлуки, когда не знаешь, то ли радоваться, что господина фон Шаунбурга носит бог знает где, то ли горевать, он возникает вдруг на пороге дома, пахнущий коньяком, сигарным дымом и кельнской водой. Улыбается, как какой-нибудь киноамериканец, смеется над ее изумлением от оранжерейной розы и… И ничего. Он хороший друг, когда и если рядом. Он заботливый супруг в тех немногих эпизодах, где и когда ему дано это продемонстрировать, но сегодня ночью он был с ней так же бездушно холоден, как и всегда. И, как всегда, ей не удалось «настроиться», потому что даже то малое, что осталось у Вильды от вспыхнувшей два года назад страсти, исчезало в присутствии этой выверенной техничности. Говоря откровенно, сегодня ночью Баст ее в очередной раз изнасиловал, но на него даже обижаться глупо: ведь сам он от этого, судя по всему, тоже не получал ровным счетом никакого удовольствия. Он просто выполнял супружеский долг так, как его понимал, и то, что Вильда до сих пор не забеременела, являлось всего лишь вопросом статистики. Во всяком случае, так объяснил ей сам Баст, не стеснявшийся обсуждать с женой самые тонкие вопросы физиологии, но никогда не говоривший с ней на тему их личных отношений.
* * *
– Выпьем кофе? – предложил Баст, когда они добрались до деревни.
– Да, пожалуй, – улыбнулась она в ответ. Настоящая немецкая жена должна улыбаться мужу, показывая, что у них все в порядке.
Они оставили лыжи у крыльца и зашли в дом. Это был маленький деревенский трактир, возможно, и не балующий посетителей разнообразием закусок и горячих блюд, но зато предлагающий путнику то же доброе отношение, что получали и собиравшиеся здесь по вечерам местные жители. Ну, а семейство Шаунбург и вовсе не было «случайными прохожими». Замок риттеров Шаунбург стоял в долине как бы ни дольше, чем существует эта деревня.
Вильда спросила горячего шоколаду. Баст сидел напротив, пил кофе и раскуривал сигару. Рюмка коньяка, стоявшая перед ним, осталась нетронутой.
– Вильда, – начал Баст, становясь серьезным, и фрау Шаунбург неожиданно поняла, что вся эта лыжная прогулка была задумана с одной только целью: поговорить с ней о чем-то чрезвычайно важном.
– Обстоятельства принуждают меня на некоторое время покинуть Германию.
– Что значит покинуть? – тихо спросила Вильда, зная как минимум полдюжины людей, которых «обстоятельства» уже принудили покинуть Германию. Конечно, Себастиан фон Шаунбург не социал-демократ, как Людо Ройф. Разумеется, он чистокровный баварский дворянин, а не еврей, как Карл Берг. Однако, насколько ей было известно от ее собственного дяди Франца фон Эппа – человека, не склонного к пустой болтовне, – в свое время Баст был близок к Герману Эрхардту, год назад бежавшему в Австрию, да и Рёма он, кажется, знал лично. Так что фраза, произнесенная сейчас Бастом, могла означать разное.
– Не то, что ты подумала, – покачал он головой. – Ты никогда не спрашивала меня, Ви, где я работаю и чем занимаюсь, – продолжил он, глядя ей прямо в глаза. – Должен сказать, я тебе за это благодарен, потому что мы живем в такое время, когда есть вещи, о которых нельзя рассказать даже жене.
– Ты…
– Я работаю для Германии, – ответил он на вопрос, которого не дал ей задать, и уточнил, чтобы не оставалось место сомнениям: – Я предан фюреру и партии, членом которой являюсь. Но у каждого свой путь служения, и то, чем занимаюсь я, весьма важно и крайне секретно.
– Это опасно? – спросила Вильда, начиная догадываться, о чем они говорят.
– Я написал завещание, – вместо прямого ответа сказал Баст, – и отдал все необходимые распоряжения. Если со мной что-нибудь случится, ты ни в чем не будешь нуждаться.
– А…
Но Баст вел свою линию, и сбить его с мысли было невозможно.
– Если ты вдруг забеременела сегодня, то мне бы хотелось, чтобы девочку звали Брунгильда, а мальчика – Конрад.
– Когда ты уезжаешь? – спрашивать о чем-либо другом, судя по всему, было бессмысленно.
– Сегодня, – он поднял наконец рюмку, понюхал и выпил коньяк.
– Куда ты едешь, – она не знала, радоваться ли случившемуся или плакать. – Или это тоже секрет?
– Нет, это не секрет, – Баст вернул рюмку на стол. – Я еду в Амстердам.
* * *
Баст сел за руль. В принципе, можно было ехать: мотор уже прогрелся, да и причин задерживаться не было. Однако он медлил, смотрел вполоборота на вышедшую проводить его Вильду. «Она красива», – все время их знакомства он пытался убедить себя, что эта зеленоглазая и рыжеволосая – мед и красное вино – стройная женщина должна вызывать бешеное желание. У него не вызывала, хотя была на его взгляд куда как красивее всех прочих известных ему женщин. Она действительно хороша: изумрудный блеск больших глаз и червонное золото волос. Он мог любоваться ею, и любовался, но не хотел ее, даже когда она представала перед ним во всей своей царственной наготе. Увы, и эта попытка оказалась неудачной, и Баст фон Шаунбург был даже рад, что начальство решило направить его в Нидерланды. В конце концов, лучше рисковать головой, играя в опасные игры рыцарей плаща и кинжала, чем разрушать душу несбыточным желанием быть как все. Увы, но член НСДАП с 1928 года, сотрудник СД гауптштурм фюрер
[5] СС Себастиан фон Шаунбург «западал» только на золотоволосых мальчиков, знал это и страдал, не имея возможности ни удовлетворить свою страсть, ни изменить ее направленность.
Татьяна Драгунова, Москва.
24 декабря 2009 года
Татьяна вышла с Белорусской кольцевой и направилась вдоль здания вокзала к главному входу. Остановилась – всего на пару минут, как делала это всегда, оказавшись у Белорусского вокзала – перед барельефом «Вставай, страна огромная» на стене и с обычным волнением стала рассматривать знакомую композицию на мраморе: дирижер в центре, слева – оркестр и хор, справа – прощающиеся с солдатами жены и дети, на втором плане справа – строй солдат с винтовками за плечами идет к дымящему чуть в глубине паровозу.
