Директор бросился вон из вагончика. Эллис остался один.
— Старый дурень! — пробормотал он, открыл свой тайник, достал из него бутылку бренди и выпил стаканчик. Потом снова задвинул в угол стул, на котором сидел Смит, и тяжело опустился на него.
«Ну ничего, я этого так не оставлю! — думал он. — Это двуногое животное, этот Рональд, эта подлая бездарная тварь! Поставить меня к столбу пыток и целый день глумиться надо мной, мучить меня своей болтовней! А потом его еще и приглашают в „Б & Б“! Наверное, с двойным, а то и тройным гонораром, как звезду цирка! А я должен клянчить — не нужен ли вам, случайно, инспектор манежа? Только потому, что у меня сегодня не было возможности продемонстрировать свои гениальные способности! Ну погодите! Вы у меня еще попляшете!»
Он подошел к шкафчику, поискал и нашел какой-то пакетик и прочел надпись на нем: «Яд».
— Это действует не только на крыс, сэр! — пробормотал он с угрозой в голосе.
В зрительном зале все с нетерпением ждали заключительного номера — «Нападение на почтовую карету». Многие из присутствовавших сами в свое время принимали участие в приграничных боях или имели родственников, которые рассказывали им об этих событиях, или друзей, которые ездили со Среднего Запада на Дальний, где сейчас завершалось строительство последнего участка первой железной дороги, пересекавшей всю огромную страну.
Ведущий объявил, что номер с ковбоями сегодня будет показан в совершенно новой редакции и станет настоящей сенсацией.
— Все участники аттракциона — опытные ковбои и знаменитые индейские вожди! Просим не пугаться выстрелов! Мы гарантируем полную безопасность почтенной публики!
Оркестр исполнил туш и перешел на дикие, волнующие ритмы. На манеж один за другим выехали индейцы со своими женами и детьми. Возглавлял колонну Маттотаупа на своем гнедом мустанге. Справа от него ехал старейшина группы дакота, который сегодня в первый раз согласился показаться на манеже. За ними следовали Большой Волк со своим братом, Поющая Стрела и остальные воины. Две лошади тащили волокуши. Двое детей ехали в кожаных мешках, висевших на лошади — справа и слева. Мешки подпрыгивали в такт шагам лошади, и дети поочередно выглядывали из-за ее спины. Из этого получалось что-то вроде игры в прятки, которой индейские дети развлекались во время долгих переходов. Одна из женщин несла ребенка на спине.
Публика молча с интересом наблюдала эту непривычную картину. Кейт очень разволновалась при появлении индейцев. У нее даже вспотели ладони.
Колонна остановилась; в одно мгновение были установлены вигвамы, подвешен котел над сложенными дровами, воздвигнут шест с вырезанными на нем и раскрашенными краской индейскими знаками, в том числе и прямоугольником, символом четырех концов света. Индейцы спокойно расположились на привал, когда вдруг на арену вылетел на чалом жеребце тот самый юный индеец, с которым беседовал Смит. Обняв коня за шею, он поднял его на дыбы перед военным вождем Маттотаупой, затем спешился и сообщил ему на языке дакота:
— Белые люди вторглись в наши земли! Они уже близко!
Женщины и дети проворно разобрали вигвамы — так быстро, что даже служители цирка одобрительно покачали головами, — и покинули манеж. Воины приготовили оружие и выстроились в цепь. Они стояли лицом к ложе номер семь.
Кейт неотрывно смотрела на них. Разговоры отца с индейцами пробудили в ней воспоминания о том злосчастном лете два года назад. Она поискала глазами мужчину, с которым говорил отец. Но она плохо запомнила его лицо, поскольку видела его в скудном свете фонарей.
— Отец! — вдруг воскликнула она полушепотом — так тихо, что даже тетушка Бетти не обратила на это внимание. — Это он!
— Кто — он?
— Тот, кто взял меня тогда на руки, а потом опять опустил на землю, потому что я так громко кричала!
— Который из них? — Голос Смита дрогнул.
— Четвертый слева.
— Четвертый? Может, пятый?
— Нет, четвертый.
— Пятый — это брат Большого Волка, с ним я и говорил. А тот, что рядом с ним, очень похож на него. Скорее всего, это — сам Большой Волк.
— Что это еще за новости? — укоризненно произнесла тетушка Бетти. — Перестаньте болтать!
Смит, который во время разговора склонился к Кейт, выпрямился. Ему больше нечего было говорить. Ему было все ясно. Убийцы были установлены.
Под музыку, имитирующую быстрое движение колес, на манеж стремительно выехала запряженная четверней почтовая карета. Маттотаупа свистнул, и всадники подскакали к ней. Четыре воина схватили лошадей под уздцы и на полном скаку остановили их. Двое ворвались справа и слева в карету. Один сбросил кучера с козлов, молодого высокого парня с рыжими волосами. Белокурая леди издавала душераздирающие крики. Кучер сопротивлялся с удивительной ловкостью и силой, но потом, как сразу же подметили искушенные зрители, добровольно позволил связать себя. Его привязали к столбу. При этом он неустанно изрыгал ругательства и проклятия. И эта виртуозная брань в адрес «краснокожих бандитов» была настолько естественной и убедительной, что окончательно примирила с ним и юных экспертов на зрительских скамьях.
Даму из почтовой кареты, искусно изображавшую полуобморок, вежливо посадили на барьер манежа. Как раз напротив ложи номер семь.
— Та наездница-акробатка, — сказал Смит Кейт, чтобы хоть немного погасить ее волнение и напомнить ей, что все это — лишь спектакль.
Но тетушку Бетти это рассердило.
— Тебе всегда обязательно нужно разрушить любую иллюзию! — сказала она.
Тем временем Маттотаупа подошел к связанному кучеру, велел ему замолчать — после чего тот мгновенно умолк, словно потерял дар речи, — и обратился к нему на английском, тут же переводя свои слова и на язык дакота, так что его поняли и члены индейской группы, и зрители:
— Что вы забыли на наших охотничьих угодьях? Разве вы спросили у нас, можно ли вам ступать на эту землю? Разве вы выкурили с нами Священную трубку и заключили с нами договор?
Пленник не отвечал.
— Ты молчишь, — продолжал Маттотаупа. — Вы вторглись в наши земли, не спросив нас! Вы стали убивать наших бизонов, вы отняли у нас нашу землю. Мы, краснокожие люди, не хотим ничего, кроме своей земли и своего права. Белые люди пусть живут там, где лежит их земля и правят их законы. Всякий, кто придет к нам как разбойник, будет убит, как того заслуживают разбойники.
Многие зрители забеспокоились. Группа молодых людей возмущенно засвистела. Господа в ложе номер семь вновь наморщили лбы.
— Этот монолог, разумеется, должен быть изъят из номера, — произнес представитель «Б & Б».
Смит услышал его слова и кивнул. Щеки его залила краска гнева.
Харка гордо стоял рядом с отцом.
Леди поднялась с барьера в своей длинной юбке, бросилась к жестокому вождю и стала просить его о пощаде для пленника. Вождь жестом велел ей вернуться на свое место, потому что ей не пристало вмешиваться в дела мужчин, и вновь повернулся к пленнику. Леди опустилась на колени и, воздев руки к небу, начала молиться за жизнь несчастного.
