Габриэла громко засмеялась, запрокинув голову, как делала всегда, стоило ей услышать что-нибудь хоть немного забавное. Ее каштановые волосы были собраны на затылке, но не так туго, как у его матери, так что некоторые пряди выбивались и обрамляли лицо. Она, вероятно, была на ногах уже несколько часов, но на ее оливковой коже не видно было ни следа усталости, а шоколадные глаза ярко сверкали, несмотря на то, что девушка едва ли много спала предыдущей ночью. Ее полные губы все время улыбались, и красота ее однозначно соответствовала любым канонам.
– Лео!
– Что, Матео? – спросил старший брат, стряхивая оцепенение.
– Я говорю, когда уже ты предложишь Габриэле встречаться? А то кто-нибудь другой опередит тебя.
– Ах, Матео, – проговорила девушка, приблизившись к краю прилавка, где стоял мальчик, и ущипнула его за щеку, – я берегу себя для тебя. Так что расти быстрее.
Она положила несколько чуррос
[11] в бумажный пакет и вложила его в руки ребенку.
– Угощайся, малыш. Приятного дня, красавчики, – добавила она, улыбаясь Лео.
Выйдя на площадь, старший брат обратился к младшему:
– Эй, обязательно было это говорить?
– Мама сказала, тебя нужно подтолкнуть к действиям, – ответил Матео, доставая из пакета ароматное печенье.
Лео энергично потер лицо.
– Бога ради, нельзя мне разобраться со своей личной жизнью без вмешательства матери и младшего братца?
Мальчик улыбнулся губами, к которым прилип сахар.
– Ну, учитывая, что тебе в этом году исполнится двадцать пять… Видимо, нет, нельзя.
Несмотря на легкое раздражение, старший брат рассмеялся.
– И это, как я понимаю, тебе тоже мама сказала.
Лео обернулся и посмотрел на пекарню. Габриэла уже была снаружи, натягивала полосатый козырек перед входом. Остановившись на секунду, она вытерла рукой пот со лба. Заметив его пристальный взгляд, девушка опустила голову и застенчиво улыбнулась.
Вдали над горами уже поднялось солнце, заливая поля теплым абрикосовым сиянием. Ночной дождь прибил пыль. Подготовленные к продаже лошади рядами стояли в собранных на скорую руку стойлах. Матео вертелся на своем месте и забрасывал брата вопросами:
– Почему эта лошадка бьет копытом?
– Потому что ей не терпится найти себе нового хозяина и отправиться домой.
– Мы можем ее купить?
– Нет, Матео, для нас она слишком большая и дорогая.
Мыслями Лео был где-то далеко.
– Думаешь, она согласится, Матео?
– Кто согласится и на что?
– Габриэла. Согласится она, если я ей предложу встречаться?
Мальчишка сложил руки на груди и покачал головой. Этот жест он, несомненно, перенял у матери.
– Мама говорит, вас нужно лбами столкнуть.
Он нахмурился и принялся жевать ноготь на большом пальце, очевидно, обдумывая такую возможность.
– Хотя я не очень понимаю, чем это поможет. Это же будет больно, а с головной болью вы вряд ли захотите идти на свидание.
– Ты кругом прав, малыш, – расхохотался Лео.
К вечеру старший из братьев наконец выбрал лошадь нужного размера с мирным характером, идеально подходящим для того, чтобы катать неопытных наездников, которые имели привычку слишком резко дергать поводья или, наоборот, сидеть в седле, словно мешок картошки. Тени вокруг удлинились, а веки Матео отяжелели.
– Как мы назовем ее? – спросил мальчик, зевая.
– У нее уже есть имя. Гармония.
– Прекрасное имя для прекрасной розовой лошадки.
– Эта масть называется чалой, малыш. Ну что, ты готов? Нам нужно загрузить ее в фургон. Возьми-ка. – Он позволил младшему брату взять лошадь под уздцы, и теперь Матео просто распирало от гордости и уверенности, которые вселил в него Лео.
Братья шли к полю, где стоял фургон, наблюдая за тем, как разбирают стойла. Матео указал на загон, воздвигнутый в тени громадного безлистого дерева.
– Что не так с этим конем, Лео? Он какой-то грустный.
В центре загона стоял, низко опустив голову, черный жеребец. Передняя нога была привязана к задней толстой веревкой.
– Почему ему ноги связали? Мне это не нравится.
– Его стреножили, Матео. Я тоже этого не люблю, но, должно быть, тому есть какая-то веская причина. Пойдем посмотрим.
Рядом со стойлом в раскладном кресле лежал, надвинув кепку на лицо, пожилой мужчина. Между пальцев у него дымилась сигарета.
– М-м-м, простите, – обратился к нему Лео, – эта лошадь продается?
Мужчина подпрыгнул на месте и потерял равновесие, руки его дрожали.
– Вы меня до смерти напугали, – прорычал он.
– Эта лошадь, – настойчиво повторил Лео, – продается?
– Да, – ответил старик, – только покупать никто не хочет, как обычно.
Матео вышел вперед, уперев руки в бока, и с искаженным гневом лицом спросил:
– Почему вы его связали? Это жестоко, – он ткнул пальцем в сторону мужчины. – Вы очень жестокий!
Старик прищурился и сделал долгую затяжку.
– Потому что он дикий, молодой человек. Вам лучше не видеть его развязанным.
Лео перебрался через металлическую ограду и медленно приблизился к жеребцу. Тот поднял голову и принялся, закатив белки и раздувая ноздри, рыть свободным копытом пыль.
– Тише, мальчик… Все хорошо. Не бойся меня, – он осторожно провел ладонью по передней ноге коня.
Слишком туго затянутая веревка врезалась в кожу животного, причиняя боль.
Парень провел по шее лошади, по лоснящейся от пота шелковистой черной шкуре, и огляделся.
– А где вода? – спросил он, не обнаружив в загоне ни одной емкости.
– Нету, – усмехнулся старик, поднявшись со стула и прислонившись спиной к боковой опоре загона, – он ее перевернул.
– Сколько? – с трудом подавляя растущий внутри гнев, спросил Лео.
– Почти полное ведро.
– Нет, сколько вы хотите за эту лошадь?
– Собираешься купить?
– Смотря сколько.
– Это породистый жеребец, чистокровный. И у него может быть много сыновей.
Парень чувствовал, как шкура коня еще подрагивала под его рукой, но дыхание стало спокойнее и ровнее.
– Разбираешься в лошадях?
Лео кивнул.
– Всю жизнь с ними.
– Можешь забрать его за тридцать тысяч песет
[12].
