– Он болен… змеиный яд… – с трудом вытолкнул из сжавшегося горла Севан.
– Помолись вместе с ней. Белое Солнце обязательно услышит.
– Услышит?
– Я уверен, – незнакомец улыбнулся.
Дальнейшее Севан помнил словно в тумане. Он держал мать за руку, смотрел на лик Элиаса Чистого и говорил, говорил, говорил…
Выйдя на свежий воздух, Севан едва устоял на ногах, вымотанный неумелой детской молитвой. Он оперся на стену; мать дала ему воды и принялась встревоженно хлопотать.
На следующее утро отцу стало легче.
– Один из целителей был в Лагде проездом и всю ночь помогал в больнице, – рассказал лечивший отца доктор, обнимая и успокаивая расчувствовавшуюся Стану Ленид.
Зубы гитца клацнули, когда Джейс едва не свернул ему челюсть. Хук вышел донельзя похожим на пощечину, и что-то внутри Севана взорвалось.
Его избивал вор, посягнувший на реликвию. Еретик, безразличный к заветам Церкви Белого Солнца.
Внутри поднялась обжигающая волна. Севан увидел, что нужно сделать.
Время для него словно растянулось. Севан отклонился в сторону, позволив кулаку Джейса врезаться в спинку кресла, и не глядя поднял с пола нож. Искалеченная рука подчинилась, будто здоровая. Севан не знал, куда оружие отлетело после броска, но пальцы сомкнулись точно на рукояти.
Клинок метнулся вверх – бритвенно-острое лезвие распороло Джейсу горло.
Кровь брызнула Севану в лицо. Он стер ее рукавом и встал, продолжая двигаться, как в трансе. Развернул пилотское кресло, сел перед бортовой панелью. Последний раз ему доводилось пилотировать крупные корабли еще в Летной академии, однако сейчас даже не потребовалось вспоминать уроки. Руки делали все сами.
Шхуна поднялась слишком высоко из-за распахнутой настежь сферы, но Севан выровнял ее за несколько секунд: прикрыл балансир и убавил мощность дизелей, хотя без механика сделать это было не так просто.
Где-то за гранью происходившего осталась мысль, что он давно не летал по-настоящему и впервые видит часть датчиков. Вряд ли Севан смог бы повторить маневр снова. Он погрузился в немыслимую смесь воспоминаний из обрывков прочитанных книг и прослушанных лекций – разум молниеносно анализировал поступавшую информацию. Гитец настроил автопилот на снижение и зафиксировал штурвал. Вышел из рубки, не отдавая себе отчета в собственных действиях, подобрав «таган» и отстраненно отметив, что кожа на правой руке висела лохмотьями. Обожженная рука теперь стала еще и обмороженной.
Севан уже должен был свалиться без сознания, но его словно поддерживала незримая сила. Тянула, даже тащила вперед. Властно, неумолимо, точно воля альконского монарха.
Ноги сами привели в трюм. Там – к скопищу коробок. Несколькими резкими движениями Севан раскидал пирамиду и уставился на металлический ящик.
Матовый, абсолютно черный. Шесть на восемь футов. То, что притягивало Севана, находилось внутри.
Он подобрал с пола лом, сбил замки, отбросил крышку и уставился на белоснежное, без единого украшения солнце с отпечатками трех пальцев посередине.
У Севана подогнулись колени.
Он упал, закрыв ладонями глаза и истово шепча молитву. По щекам заскользили слезы, смывая пот, грязь и кровь. Дыхание сперло, но с плеч словно свалились Катуэйские горы.
Расследование было завершено.
У Севана не осталось сомнений, что священная реликвия вернется на алтарь Главной церкви Альконта на Арконе, где ей и место. Он не понимал, откуда взялась уверенность, что эта реликвия – подлинная. Просто чувствовал. Ощущал всем естеством.
Он мог возвратиться к лорду Корвунд с победой.
Гитец опустил дрожавшие руки, не отрывая взгляда от Длани, точно она могла исчезнуть в любую секунду. Ему хотелось дотронуться до нее, но все внутри орало о кощунстве.
Однако словно кто-то невидимый улыбнулся Севану и направил его. Гитец возложил истерзанную ладонь на кипенное солнце. Безымянный, указательный и средний пальцы легли на три маленьких оттиска. Заполняя углубления, из ран сочилась густая кровь.
Боль вернулась. Севан закричал.
Сознание взорвалось калейдоскопом огней. Видение штыком вонзилось в разум: огонь, охвативший кисть.
Севан отдернул руку и содрал с изувеченного запястья остатки перчатки, с ужасом уставившись на жуткие раны. Выхватил из кармана флакон с мазью и неловко выронил – подпрыгивая, склянка покатилась прочь. Севан попробовал дотянуться до нее, но ноги больше не держали.
Он растянулся на полу. Беспомощный, скрюченный судорогами калека.
В следующее мгновение шхуна сотряслась от основания до рубки, врезавшись в землю и заскрежетав днищем по взлетно-посадочной полосе. Севана отшвырнуло к ящику. Черный угол впечатался ему в лоб.
Гитец потерял сознание.
Команда «Аве Асандаро».
Изменившиеся приоритеты. 11.07.2015
Гитское отделение отличает склонность к дипломатичной и тонкой работе в родном регионе. Лорд Юлиан Аркинд рассматривал кадомский филиал как дополнительную возможность связать Альконт и провинции в единое целое. Многие сотрудники отделения набираются из гитцев и обязаны безупречно знать местные обычаи, общество и географию.
Подготовленные подобным образом джентльмены и дамы способны не только мгновенно реагировать на любую опасность, но и получать информацию из неофициальных источников. Правда, у жителей равнины это вызывает неоднозначные чувства. Кто-то считает такие методы проявлением лицемерия, другие – наоборот, знаком доверия.
Гитское отделение всегда в состоянии быстро предоставить сведения обо всем в своей сфере ответственности. Когда возникает необходимость прямых действий, его сотрудники склонны работать предельно осторожно и деликатно, не нарушая связи с народом.
А́ндрий Гра́нский
Капитан Лем Декс и Леовен Алеманд не успели добраться до причалов.
Тональность дизелей уходившей в небо шхуны внезапно изменилась. Капитан запрокинула голову, недоумевая, что произошло.
Корабль перестал набирать высоту и задергался из стороны в сторону, точно отказали все системы или пилот вылакал бутылку виски прямо за штурвалом. Шхуна закачалась на месте.
– Аварийная посадка! – Лем сорвалась с места. – В конец ВПП
[13]!
Алеманд последовал за ней, не пытаясь остановить. Во-первых, он был согласен. Во-вторых, она послала бы его в Тень.
Капитан двигалась с целеустремленностью увидевшего финиш спринтера. Босые пятки мелькали в лепестках задравшейся выше колен муслиновой юбки. В руках тускло серебрились два револьвера. Прическа растрепалась, кожа влажно поблескивала во вспышках импульсных огней. Алеманд тоже взопрел под плотной тканью парадного мундира; потерявшие лоск эполеты мешали бежать.
