Сомнения у меня появились после знакомства с Пожирателями Душ. Сразу я не обратил на это внимания, просто что-то зудело на грани сознания, а потом вдруг понял, что меня беспокоило. Пожиратели съели Ленкин конструкт светового шара и научились создавать свет. Если конструкт совершенно не имеет значения, откуда они поняли его связь со светом? Да и вообще — в чём тогда смысл поедания конструктов, если они бесполезны?
— Ты опять упрощаешь, Кеннер, — поморщилась Стефа. — В мире крайне редко встречается простое деление на чёрное и белое. Мир гораздо сложнее, и когда ты пытаешься его втиснуть в такие простые рамки, ты навязываешь себе ложное понимание. Да, конструкты не нужны, если ты способен сам создать правильное волевое усилие, но это же не значит, что они совсем ничего не делают. Здесь даже объяснять не нужно, проще увидеть на примере. Создай тороид Кюммеля.
Я сосредоточился и у меня на руке засиял небольшой неправильный шарик света с тёмным отверстием посредине.
— Теперь погаси его и создай снова, но пусть он излучает не свет, а тепло.
Я сделал, как она сказала.
— Молодец, — кивнула Стефа. — А теперь скажи: в чём ты почувствовал разницу, когда создавал эти конструкты?
— Разное усилие? — предположил я, немного подумав. — Световой тороид создаётся безо всякого усилия, я для теплового надо заметно напрячься.
— Именно так! Для тороида Кюммеля естественным является излучение света. Когда ты заставляешь его излучать тепло, тебе приходится с этим бороться, чтобы заставить его производить неестественный для него эффект. А теперь скажи мне, почему с этим конструктом связан именно свет.
Я задумался, но чем больше я думал, тем меньше это понимал. Действительно — почему? Какое дело Силе до разных причудливых трёхмерных конструкций?
— Не знаю, бабушка, — честно ответил я. — Вот хоть убей, не понимаю этого.
— Здесь ты слишком усложняешь, и потому проходишь мимо простого ответа, — укоризненно вздохнула она. — Упрощаешь там, где нужно видеть сложное явление, и усложняешь там, где это совсем ни к чему. Это же на самом деле просто — когда тысячи людей строят тысячи тороидов Кюммеля, создавая свет, для Силы он начинает ассоциироваться именно со светом. Можно сказать, что в каждом конструкте закодировано соответствующее волевое усилие. И когда Владеющий раз за разом строит этот конструкт, он одновременно и укрепляет эту ассоциацию, и в то же время узнаёт правильное волевое усилие. В конце концов он полностью осваивает волевое усилие, и конструкт становится ему не нужен, но это совсем не значит, что конструкт — это бесполезная штука, которая ничего не делает.
А ведь и в самом деле такое объяснение всё объясняет. Пожиратели с каждым съеденным конструктом всё лучше понимают его функцию — так же, как Владеющий осваивает воздействие, многократно строя конструкт. Можно сказать, что Пожиратели таким образом идут к возвышению — если подумать, путь ничем не хуже любого другого. То есть, если не вдаваться в моральный аспект пожирания других, возможно разумных, существ. Сила, похоже, экспериментирует не только с разными типами разума, но и с разными путями восхождения. Я слегка содрогнулся от мысли о Высшем Пожирателе — надеюсь, что до этого дело всё-таки не дойдёт.
— А как вообще появились эти конструкты? И с чем связана их конкретная форма?
— Конструкты создали Высшие, мы можем создавать начальную ассоциацию, как бы вкладывать в конструкт волевое усилие. И не думай, что это легко и быстро делается, — строго посмотрела она на меня.
— Я так не думаю, — поспешно подтвердил я.
— Что касается формы конструкта, то она выбирается произвольно, никакой разницы нет. Привязку делали разные люди в разное время, поэтому набор родственных конструктов иногда выглядит странно.
— А что будет, если конструкт долго никем не будет использоваться?
— Ассоциация постепенно размоется, она же не вечная, — пожала плечами Стефа. — Будет всё сложнее и сложнее пользоваться конструктом, пока он вообще не потеряет связь с нужным волевым усилием.
— Спасибо, бабушка, — искренне сказал я. — Похоже, я наконец-то всё понял с конструктами.
— Задавай правильные вопросы, и получишь правильные ответы, — хмыкнула она. — Хотя обычно в правильном вопросе уже содержится правильный ответ.
Глава 7
Каникулы ещё не кончились, а я уже затосковал. Не то чтобы мне было нечего делать — дел как раз было более чем достаточно, но все они были чисто офисной работой. Я не так давно наконец понял, что конторский труд — это всё-таки не моё, а мне больше по душе какая-нибудь лёгкая интрига, да пусть хоть даже что-нибудь боевое. Когда я это осознал, то оказался не на шутку удивлён — я-то как раз всегда считал себя кабинетным работником. То ли как-то подействовало обучение на боевом факультете, то ли я с самого начала ошибался — сейчас уже и не понять.
Одним словом, когда сотрудники, обрадованные моим ежедневным присутствием на рабочем месте, завалили меня бумагами, я понял, что надо что-то делать, если я хочу сохранить рассудок в целости. Много времени на поиск подходящего занятия не потребовалось — когда ищешь повод избавиться от неприятной обязанности, он находится легко. Вот сейчас мы с Ленкой и шли в «Учёного цыплёнка» на встречу с одногруппниками.
— И что за срочность, Кени? — ворчала Ленка, которую я оторвал от какого-то интересного занятия. — Что это за неотложное дело такое, чтобы отрывать занятых людей?
— Нет никакой срочности, Лен, — согласился я, порядком её удивив этим признанием. — Мне нужен просто повод сбежать от бумаг. Я в них уже тону, сил никаких нет. Помнишь легенду о заблудившемся писце? Ты ведь не хочешь, чтобы я так же закончил?
Ленка иронически фыркнула, но ничего говорить не стала, зато я ощутил лёгкую волну сочувствия. Я послал ей в ответ чувство смущения и благодарности, и она улыбнулась, бросив на меня быстрый взгляд.
— Я, кстати, Анету позвала, — сказала она. — У неё к нам какое-то дело есть. Ты не против? Ничего секретного не задумал?
— Да какие там секреты? — махнул я рукой. — Не смеши меня. Не против, конечно — Анету я всегда рад видеть.
Ленка подозрительно на меня посмотрела, но всё-таки решила, что тема для тщательного разбора отсутствует. Ну понятное дело — с одной стороны, мне вроде деться некуда, но с другой — бдительность терять всё равно нельзя, будь это даже хоть сто раз лучшая подруга.
Анету мы и встретили рядом с «Цыплёнком», она как раз вылезала из маленькой машины — красной, конечно, какой же ещё. Машинка, хоть и маленькая, была отнюдь не дешёвой — Алина, похоже, не разделяла подхода Ренских к спартанскому воспитанию молодого поколения.
Девушки сердечно расцеловались — ну у этих-то эмоции в самом деле соответствуют. Женщины часто радость встречи только изображают, а для эмпата очень неприятно ощущать диссонанс реальных чувств и демонстрируемых. Но Ленка с Анетой по-настоящему дружны, и вполне возможно, что Ленка действительно согласилась бы терпеть её в семье. У меня такая мысль несколько раз мелькала — Анета и в самом деле мне глубоко симпатична, — вот только слишком уж много проблем от этого возникло бы, да и не отдаст её Алина в другую семью.
