— Курляндия… — Головин поморщился и вытер вспотевший лоб. — Они не будут воевать против России, но согласились предоставить проход по их территории Фредрику, ежели тот ему понадобится.
— Понятно и вполне ожидаемо, — я стиснул зубы и снова принялся крутить трость, которая скоро уже дыру в полу шатра протрет, если я не оставлю ее в покое. — А куда смотрит Горн? — я снова посмотрел на Головина, мысленно торопя его с ответом, про этого фактически правителя Швеции, который воевать с нами вроде бы не собирался.
— В настоящее время, наверное, на Землю с облаков, а может и со сковородки, ежели не сумел Петра убедить в своей безгрешности, — на меня словно ушат с холодной водой вылили. Да как же так-то? — Умер Арвид Горн уже месяца три назад. Удар его хватил. И сразу же Юлленбург принялся сейм к войне склонять, тем более, что все уже к ней, как оказалось, было готово. Он был убедителен, и почти все проголосовали «за».
— Твари, редкостные притом. На что они рассчитывают? — я подался вперед. Война с объединенными силами этого триумвирата – это, конечно, неприятно, но не смертельно. Если Пруссия присоединится – вот тут придется поднапрячься, но у Пруссии нет самого главного, у нее нет Фридриха, зато он есть у меня, а командовать войсками и со сломанной ногой можно. Так что есть у этой гниды Фредрика туз в рукаве, вот как пить дать есть. Иначе ему просто не на что было бы рассчитывать, последнее в войне с Российской империей потеряет, потому что я не дед, я совсем-совсем неблагороден, и вполне могу Фредрика без штанов оставить, не то что без страны. Ну а что, быть королем в изгнании – это во все времена было модно.
— Вот на этот вопрос смогут мои товарищи по несчастью ответить, — Головин устало откинулся на спинку стула. — Я-то успел буквально за пять часов до того, как меня пришли бы арестовывать, сбежать из Стокгольма.
— Да, на этот вопрос я могу ответить, — Бестужев не сводил взгляда с моей трости, как будто я своими хаотичными движениями его загипнотизировал. — Я уехал из Англии, но связи с ней не потерял. Но начну с того, что тоже успел уехать за пару дней до своего задержания. Так что у меня есть все причины полагать, что Фридрих-Вильгельм может принять предложение Швеции, — ну теперь понятен столь неласковый прием в Берлине. Ну а что с нами расшаркиваться, если в итоге уже обдумываешь план, как по нашим трупам свою армию повести. Ну ничего, Фридрих-Вильгельм, ты еще не раз своего изгнанного сына вспомнишь, помяни мое слово. — А вот теперь об Англии. Петр Павлович привез тревожные слухи с этих островов, а мой друг, подтвердил их, передав мне письмо с нарочным. Фредрика поддерживает Георг, государь Петр Алексеевич. По моим расчетам в тот момент, когда мы подъезжали к этому шатру, еще не зная, что на твой отряд, государь, так подло напали, в Балтийское море должен входить английский флот в двадцать семь вымпелов. С тремя линкорами и пятью фрегатами во главе.
Бум! Трость стукнулась о землю с такой силой, что раздался звук глухого удара.
— Что? — я привстал, тяжело опираясь на трость, потому что чувствовал, как дрожат ноги.
— Так оно и выходит, государь Петр Алексеевич, — подал голос Шафиров. — Лорд Уолпол потерпел крах, когда не смог наладить отношения Англии с Австрией. И тут откуда-то вылез этот Питт. Вчерашний школьник, он каким-то образом сумел сдружиться с принцем Уэльским и предложил вариант с женитьбой наследника на Марии-Терезии…
— В общем, Австрия не придет, и в лучшем случае поддержит нейтралитет, ну а в худшем… — я так стиснул зубы, что, почувствовал во рту привкус мела. — Франция тоже решит понаблюдать за происходящим со стороны, но, если все пойдет совсем плохо, Людовик вынужден будет вмешаться.
— Но, государь Петр Алексеевич, зачем все это Англии? — Трубецкой озвучил сейчас мысли всех, присутствующих в этой импровизированной комнате.
— О, Англия сейчас занялась своим любимым делом, решением проблем путем стравливания двух соперников, чтобы отвлечь своего врага на совершенно не нужную ему войну. А в это время, они будут безнаказанно щипать французов в их колониях. Потому что ни с кем, кроме Австрии, которая останется в стороне, Георг не будет связан никакими обязательствами, только выражениями «добрых» намерений, — я прикусил губу и прищурился. Как же жаль, что Вашингтон еще не родился. Я бы с удовольствием сейчас поспособствовал развитию американской независимости. Помогал бы, чем мог, так бы проникся идеей независимости колоний: деньги, боеприпасы, да хоть хлеба бы борцам за светлое американское будущее давал, лишь бы Георг поимел такие проблемы, что в воздухе бы переобулся, сволочь. А что если… Я обвел взглядом сидящих передо мной очень уставших, но выполнивших возложенные на них миссии сполна, людей. Кто сказал, что Американские колонии имеют недостаток в патриотах? Там ведь такой сброд собран, что война за независимость – это всего лишь вопрос времени и мотивации. И вполне можно не ждать появления на свет Вашингтона, можно ведь и создать его. Извини, старина Джорджи, но не быть тебе однодолларовой купюрой. И я не только Георга отвлеку от этой старинной англосакской забавы, кою он намерен провернуть на моей стране! Я отвлеку местных патриотов от Калифорнии, которая пока что еще совсем и не Калифорния. Главное сейчас – это отправить моих диверсантов в Америку, набив им карманы золотом и очень тщательно объяснив их задачу первых революционеров в этой еще пока полудикой стране. А параллельно нужно успеть отправить экспедицию Беринга, которому придется налегке пока идти, главное выскользнуть из Балтики до того момента, когда англичане перекроют все отходы своими корытами. Я еще раз обвел взглядом моих соратников и тихо произнес. — Не время отдыхать, вставайте. Своих мертвецов мы потом оплачем. Сейчас нам важно как можно быстрее попасть в Кронштадт.
Глава 7
Война началась довольно буднично, я бы даже сказал скучно и почти без огонька. Началась она с недоразумения, которое, ежели бы все шло по-другому, вызвало, вероятно, дипломатический скандал. Его быстро замяли бы, я принес бы извинения пострадавшей стороне, возможно даже в денежном эквиваленте, и постарался бы забыть об этом недоразумении, а возможно и вспоминал бы его, сидя по вечерам с детьми, рассказывая им истории о своей достаточно бурной молодости. А рассказать было о чем. Но если начало было даже местами курьезное, то вот продолжение, и самое главное окончание этого инцидента…
— Государь Петр Алексеевич, его высочество Фридрих Гогенцоллерн, по вашему повелению прибыл, — Митька говорил вполголоса, стараясь не нарушить мою концентрацию, а то не дай Бог рука дрогнет, и куда ломиться будем?
— Пускай заходит, только тихо, — я закрыл крышку и принялся запаивать с помощью холодной сварки предварительно очищенные поверхности. Дверь открылась, и в комнату вошел Фридрих, тяжело опирающийся на трость – нога еще не срослась как следует и причиняла ему множество неудобств. Подойдя к столу, на котором я работал, он сел в отдалении, и с любопытством смотрел на создание морских мин. Конечно, это были не те мины, которые я изучал уже работая в своем НИИ, но что-то очень близкое. В условиях приближающейся войны, я плюнул на все условности и «создал», точнее доказал существование электричества и натыкал носом в его повседневное использование Эйлера, увязавшегося за мной, и которому предстояло обеспечить меня связью хотя бы в районе театров боевых действий. Потом тому же Эйлеру я сунул под нос труды католического священника Дезагюлье, в которых он пытался возродить методы холодной сварки металлов, известные еще древним эллинам, и, нагло заявив, что вычитал процесс изготовления мин в древнем китайском трактате, на самом деле используя наработки Павла Шиллинга, еще не родившегося, у которого я мысленно попросил прощения, предпринял попытку изготовить первый фугас. У меня получилось, и я расширил его действие, поместив внутрь, кроме всего прочего колбы с «греческим огнем». Доказать, что это сделано не китайцами было невозможно, цинцы постарались в уничтожении китайского наследия, не всего, разумеется, но очень многого, так что как только я понял, что на них можно валить половину новинок, выдавая за хорошо забытое старое, я тут же принялся за дело.
