Сильвен, не двигаясь, сидел на диване и ждал. Брюква у него на коленях мирно спала.
Медленно, словно под заклинанием, Эсвен обернулся. Потянул носом. Открыл глаза. Мгновение — и они засияли в сумерках ярким пламенем. Следом взметнулись алые крылья — и Эсвен зарычал.
— Тише, — снисходительно улыбнулся Сильвен. — Кошку разбудишь.
Он положил руку Брюкве на спинку.
Эсвен вздрогнул и тут же умолк. Перевёл взгляд на кошку. Позвал:
— Брюква, иди сюда.
Кошка в ответ зевнула — дескать, отвали, мне и тут неплохо.
Эсвен прищурился. Собрался что-то сказать — и, наконец, заметил остатки лосося на полу.
Тут дракона буквально перекосило.
— Ты! — зарычал он. Сильвен впервые видел Эсвена, который не мог найти слов. — Ты!..
Кошка заинтересованно дёрнула кончиком хвоста. Чего, мол?
— Я её покормил, — отозвался Сильвен.
— Покормил? — Эсвен посмотрел на спящую кошку. И сбавил тон — теперь он кричал шёпотом: — Она на диете!
— Кто? — сперва не понял Сильвен. — Кошка, что ли?
— Да! У неё перевес три килограмма! Три! Она всего семь весит! Холестерин повышенный! А ты ей — красную рыбу?! Ты сдурел?!
Сильвен, не ожидавший такого поворота обвинений, посмотрел на мирно спящую Брюкву. Семь? Этот клочок меха?
— Ну знаешь… Она была вполне довольна.
— Конечно, она же на диете!
Сильвен вспомнил, как Брюква его встретила — а ещё с каким удовольствием бросилась на рыбу — и наконец осознал всю глубину кошачьей трагедии.
— Ты идиот и кретин, — заявил Эсвен тоном «только тебя мне для полного счастья и не хватало». — Прежде чем вламываться в чужой дом и кормить чужую кошку, будь добр, сначала выясни её рацион!
Сильвен, собиравшийся взять эту кошку в заложники, чтобы Эсвен сразу на него не кинулся (сам Сильвен именно так бы и поступил), неожиданно почувствовал себя виноватым. Настолько, что даже выдавил:
— Извини.
Эсвен посмотрел на него, потом на Брюкву, вздохнул и пошёл к здоровенному, покрытому искусственной шкурой медведя, сундуку. Достал оттуда совок, метлу, тряпки и швабру. Набрал воды в ведро и совершенно по-человечески, не пользуясь магией — хотя мог бы, дракону это легко — принялся убирать то, что осталось от лосося.
Сильвен минуту понаблюдал за ним, потом не выдержал — переложил недовольно муркнувшую Брюкву на диван и принялся помогать.
Эсвен не возражал — и молчал. Вместе они завернули тушу лосося в мусорные пакеты и отправили в утилизатор. Вместе же вытерли пол. Эсвен ещё и ковёр чем-то из дозатора обработал. Чем-то, что пахло мерзко, но недолго.
Потом прошёл к кошке, погладил — та дёрнула кончиком хвоста, тем и ограничилась. Затем направился к кухонному уголку. Сильвен, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке, огляделся. Эсвен заваривал чай — пахло ягодами, особенно смородиной, тонко и сладко.
— Почему у тебя здесь столько… дерева? — не выдержал Сильвен. Да, не так он представлял себе эту встречу. На работе было как-то… проще. Понятнее. Даёшь указания, рычишь, если не выполняют вовремя. Или выполняют, но не так, как нужно. Рычишь, в общем, всё время рычишь. Здесь же… Сильвен впервые понял, что, наверное, не стоило вламываться в чужое логово. Что это… неприлично, что ли?
— Потому что мне так нравится, — отозвался Эсвен, посыпая сыром тонкую лепёшку.
— Но оно же горит!
— И что?
Сильвен решил, что над ним смеются. Потому рыкнул:
— Ты же огненный дракон!
Эсвен мрачно посмотрел на него. Добавил к сыру взбитые яйца, поперчил. Подумал и положил сверху ароматный бекон.
— И что? Ты тоже дракон, однако летать ненавидишь.
Сильвен стиснул зубы. Он искренне надеялся, что Эсвен не знает. Он так старался никому — особенно этому дракону — свою слабость не показывать! Глупо: конечно, Эсвен тоже собрал на него компромат. И ему тоже известно, чего Сильвен боится.
— А я не люблю огонь, — продолжал Эсвен.
Сильвен непонимающе уставился на него.
— Серьёзно? Но это же… наша часть, это то, кем мы с тобой являемся! Наша стихия, истинная суть!
— Я бы не стал говорить ни о каких «мы с тобой». И крылья тоже наша часть, причём буквально, однако тебя это не останавливает.
— Это другое, — поёжился Сильвен. Он вдруг почувствовал себя голым. Но не перед врагом, а перед… чужаком. Абсолютно нагим. Открытым.
Эсвен покосился на него и поставил лепёшку с яйцами, сыром и беконом греться в духовку.
— Нет. Это то же самое. Я всю жизнь боялся сгореть. Ты нет?
Сильвен закрыл глаза. Приступы, когда крылья ещё были связаны, сами всплыли в памяти. Ужас, который он тогда чувствовал — тоже. Ужас и тщетные попытки обернуться, вылезти из клетки человеческого тела. А ещё — ревущее пламя, которое не остановить, никак. И прохладные руки Роберта, его успокаивающе-тихий голос, говорящий: «Всё хорошо, я рядом».
Эсвен не сводил с него внимательного взгляда.
— Понятно. Что ж, а для меня это всегда был только ужас.
— Но всё закончилось, — выдавил Сильвен, с удивлением обнаруживший, что ни разу за всю свою жизнь во время приступа не оставался один. Роб всегда был рядом. Всегда держал его. Как якорь в огненном море, спокойный и постоянный. Может, поэтому Сильвен и относился к приступам с обречённым равнодушием, а не ужасом, как… Как другие.
Эсвен усмехнулся.
— Закончилось. Но тебя это летать не научило. А я до сих пор боюсь огня. Поэтому сторонюсь его, как могу. — Он достал испёкшуюся лепёшку, разрезал надвое, разлил по кружкам чай. Кивнул Сильвену. — Ужинать будешь?
Сильвен помедлил — но какой нормальный дракон откажется от еды?
— Тогда разуйся. — Эсвен кивнул на этажерку у двери.
Сильвен опешил.
— Что?
Эсвен посмотрел сначала на него, потом на пыльные следы на полу.
— Здесь было чисто, пока ты не явился. Я сейчас всё вытру, а ты разуйся. Домашняя обувь — в комоде слева от двери.
Сильвен моргнул — уж очень тон Эсвена смахивал на приказ. Ни один огненный дракон не потерпел бы такого отношения. Уже сейчас можно было начать драку… Но что-то останавливало.
Эсвен тем временем разложил порезанную лепёшку по тарелкам, посыпал рукколой, украсил резаным огурцом. Пахло всё это изумительно. Брюква, не вставая с дивана, тоже принюхалась и вопросительно мяукнула.
— Нет, тебя уже покормили, — бросил ей Эсвен. Посмотрел на Сильвена. — Ну?
Сильвен вдруг понял, что не хочет драться. Не с таким Эсвеном — усталым, растерявшим добрую половину своего обычного сарказма. От него и драконом-то почти не пахло — только сыром и — немного — печёным хлебом. Уютный запах. Не боевой.