После нашей встречи я снова пожалел, что не попросил разрешения записать наш разговор. Я отправил господину Шапиро следующее электронное письмо: «Рад, что мы смогли встретиться в Боулдере. На данный момент у меня много материалов для интервью, так что до весны я буду занят. Надеюсь, со временем вы обдумаете мое предложение и пересмотрите свое решение в отношении участия в моей книге; в ответ я гарантированно предоставлю вам право предварительно прочитать и одобрить главу, которую я напишу про вас. Я считаю, что ваша история настолько поразительна, что ее просто необходимо сохранить для будущих поколений. На всякий случай спрошу вас весной еще раз по поводу возможного участия».
Четыре месяца спустя я отправил господину Шапиро электронное письмо следующего содержания: «Надеюсь, у вас все хорошо в это сумасшедшее время. Как я уже писал вам ранее, я полагаю, что ваша история прекрасно впишется в книгу, над которой я работаю, – она содержит массу интересного материала и хороших уроков. И, как я уже упоминал, я всегда даю всем лицам, с которыми проводил интервью, возможность просматривать окончательный вариант главы, вносить исправления и (взаимно согласованные) правки перед публикацией. Иначе говоря, именно вы будете утверждать финальную версию, прежде чем я ее опубликую, а значит, в вашем участии не содержится никакого риска. Ранее для проведения интервью с вами требовалось, чтобы я спланировал поездку в Род-Айленд, однако эпидемия облегчила мою задачу: несколько оставшихся интервью, которые я возьму для своей книги, будут проводиться через Zoom. Как насчет того, чтобы попробовать?»
Шапиро ответил, что готов дать интервью, если оставит за собой право отказаться включать его в книгу. Обеспокоенный тем, что огромную работу придется проделать зря, я ответил: «Дело вот в чем. Вы должны понимать, что 98 % всей работы заключается в том, чтобы превратить интервью в главу (то есть само интервью – это всего лишь 2 % всей работы). Если вы считаете, что существует значительная вероятность того, что вы откажетесь от одобрения, независимо от того, понравится ли вам глава, которую я пишу, то вы должны сообщить мне об этом сразу. Тем не менее если же вы просто не одобрите готовый вариант по той причине, что он вам не понравился, то для меня это не будет проблемой».
Час спустя Шапиро ответил: «Я почти уверен, что не хочу присутствовать в книге, Джек. Все дело в моих странных личностных качествах. По правде говоря, я не хочу, чтобы вы зря тратили свое время». Тем не менее минуту спустя я получил от него новое сообщение: «А, черт возьми, давайте сделаем это».
* * *
– Были ли у вас какие-то особые карьерные устремления в подростковом возрасте?
– Нет, я был трудным подростком. Я не ходил в школу, а когда ходил, то почти не замечал этого. Меня выгнали из трех среднеобразовательных школ.
– Почему вас выгоняли?
– Я ничего не делал, потому что меня ничто не интересовало. А если у меня случались проблемы, то я никого не слушал.
– Была ли какая-то конкретная причина, по которой у вас развилось такое чувство?
– Не знаю. Я считал, что дети должны ненавидеть школу, поэтому я относился к ней именно так. Я думал, что дети должны восставать против учителей, и я поступал в том же духе.
– Как родители отреагировали на то, что вас несколько раз выгоняли из школы?
– Когда мне было 15 или 16 лет, мой отец, можно сказать, забил на мое воспитание, потому что к тому времени он не мог со мной справляться. Моя мать, как ни странно, была детским психологом, и ее отношение было – и я благодарю ее до сих пор за это – «оставь его в покое, в конце концов он вырастет и найдет свое предназначение в жизни».
– Учитывая тот факт, что вас не интересовала школа и, вероятно, у вас были плохие оценки, пытались ли вы вообще поступать в колледжи?
– Я вырос в пригороде, где живет верхушка среднего класса. Я не знал никого, кто бы не учился в колледже. Когда я окончил среднюю школу, мой средний балл был 1,7.
– В какой колледж вы поступили с такими оценками?
– Я поступил в Университет Южной Флориды. УЮФ – это не Гарвард. Согласно их политике приема, если ваш тест на проверку академических способностей и два отборочных теста в сумме дают некоторый балл, вы автоматически зачисляетесь в него независимо от ваших оценок в средней школе. Я всегда хорошо сдавал тесты, так что и тут я выполнил их достаточно хорошо, чтобы меня зачислили. Впрочем, когда они получили мои последние оценки в средней школе, они отправили меня на академический испытательный срок.
– По какой дисциплине вы специализировались?
– Финансы.
– Изменилось ли ваше отношение к учебе в колледже по сравнению с тем, каким оно было в средней школе?
– Да, не в первый год. Однажды на втором курсе меня и моего друга арестовали за некую пьяную выходку. Нам пришлось провести ночь за решеткой в полицейском отделении в центре Тампы. И вот, выходя оттуда, я подумал: «Разве такой жизни я хочу?» С этого момента все коренным образом изменилось.
– Что случилось после того, как вы закончили учебу?
– В колледже я увлекся экономикой. Я почему-то просто понимал ее. В последние два года учебы в колледже я практически каждые несколько дней читал новую книгу по экономике или бизнесу. На последнем курсе я еще и работал почти полный рабочий день в сфере недвижимости. Теперь я делался все серьезнее и надеялся, что смогу попасть в одну из лучших магистратур в области бизнес-администрирования. Я сдал стандартизованный тест для обучения в бизнес-школах и получил практически высший балл (ошибся лишь в одном вопросе). Мне уже казалось, что меня возьмут в Гарвард, Чикаго или Уортон, но, естественно, туда я не попал: все они требовали, чтобы у меня был опыт работы как минимум несколько лет.
Понимая, что с дипломом УЮФ я не получу работу, скажем, в Goldman Sachs, я не знал, что дальше делать. Когда я окончил университет в 1988 году, Япония переживала экономический бум. В колледже я изучал японский язык, и кто-то рассказал мне о том, что Японии нужны учителя английского языка. Я поехал в Японию со своей девушкой и около года преподавал там английский язык. В это же время я подал заявление о приеме на работу в HSBC. В итоге я поехал в Гонконг, чтобы пройти собеседование по программе повышения квалификации руководителей, и получил работу. Это была пятилетняя программа, в рамках которой вас поочередно переводят в разные отделы.
В корпорации HSBC я сказал, что хочу работать в казначействе, потому что, как я обнаружил, именно там проводятся все финансовые операции. Однако программа, на которую меня взяли, имела другое назначение: она была предназначена для развития банкиров широкого профиля, которые могли бы стать руководителями высшего звена внутри фирм. Я продержался там около года, прежде чем меня уволили. Они ненавидели меня с самого начала. Я был самоуверенным наглецом, великим умником и еврейским ребенком из Нью-Джерси, работающим в учреждении с упрямыми шотландскими корнями, которое занималось одним и тем же целых 125 лет и не желало ничего менять. Это было прямо стопроцентное несовпадение интересов.
