- У нас… у нас ничего с ним не было, - пытаюсь что-то объяснить.
- Ах, значит, не было! То есть сегодня ты уже не отрицаешь, что знакома с ним?
Тимур нависает надо мной темнее самой низкой грозовой тучи.
- Нет, - шепчу я, - не отрицаю.
- Чудно! – бросает он и вскакивает с кровати. – Просто великолепно! Не ожидал, Тамара, что ты такая лживая дрянь!
От каждого слова вздрагиваю, как от удара плети.
- Это… это неправда, Тим… Зачем ты так говоришь?!
Смотрю, как он натягивает боксеры, затем резким движением выворачивает футболку с изнанки, надевает следом. Подтягиваю простынь к груди, чтобы прикрыться. Чувствую себя слишком раздетой. А от слов Тимура всё горит, как от пощёчин.
Я встаю с постели, иду к нему, что-то говорю, но спутанно и сбито, потому что не могу найти правильных слов, да и Тим, кажется, меня не слушает.
- Ах да, про ещё один пункт забыл. Девственница, - как последнюю жирную точку добавляет он.
- Тимур, - протягиваю к нему руку, но он хватает меня за запястье, отбрасывая её прочь.
- Ну, поскольку к моменту нашего знакомства ты уже не была девственницей, значит тогда всё и случилось. Продала подороже? Я слышал, некоторые расчётливые девки так и делают.
- Нет, неправда, я не спала с ним. Я же сказала, не спала!
- Не спала? А что делала? Сосала? В зад давала?
Боль в руке осознаётся внезапно и гораздо быстрее, чем приходит реальность, в которой я отвешиваю Тимуру звонкую пощёчину.
Его голова резко дёргается, а на лоб падает чёлка, из-под которой на меня смотрят его безумные глаза.
- Я думал, ты не такая.
- Какая?
- Думал, ты отличаешься. А ты как все - продаешься и покупаешься. Назови цену, я заплачу.
Сильнее стягиваю простынь на груди, ладони сами собой сжимаются в кулаки, стою и тяжело дышу. На удар ушли последние силы.
- Назови цену, твою мать! – заводится Тимур, кричит, уже не сдерживаясь. - Я сказал, я заплачу! Ты была сегодня хороша. Минет – очень профессионально и глубоко исполнен. За то, что кончил в тебя, приплачивать надо? Или бонусом пойдёт?
Мне не верится, что эти гадкие слова исходят от него. Перед глазами всё плывёт. Держусь из последних сил. Тошнота шкалит. И отвращение. К себе, к его фразам, ко всей ситуации. По-прежнему кажется, что всё сон. Но нет.
Тимур серьёзно лезет за кошельком и достаёт оттуда наличку. Выгребает банкноты не глядя.
- Столько хватит? – суёт он мне деньги под нос.
- Убери, - абсолютно мёртвым голосом произношу я.
- Мало, да? – лезет в карман куртки, выгребает ещё купюры. – А так?
- Убери, я сказал-ла, - запинаюсь, потому что на последнем слове он швыряет деньги мне в лицо.
Резко отворачиваюсь, смотрю вниз, на пол, куда приземляются бумажки. Много бумажек. Тим будто специально снял их в банкомате, чтобы побольше вышло. Чтобы уязвить меня сильнее. Ранить. Обидеть.
Господи… мне надо всё ему рассказать. Он ведь поймёт… он должен.
- Тим, пожалуйста, давай поговорим, - умоляю с отчаянием. - Я всё объясню. Расскажу, как дело было на самом деле.
- А тебе не кажется, что я не хочу слушать? Того, что мне поведали, вполне достаточно. Да я и сам дурак. Боже… ну какой я был дурак! Твои отлучки постоянные. Пропадания на сутки и более. Я тебе звонил, а ты телефон не брала. Работала… да? – его губы презрительно поджимаются. – Клиентов обслуживала? Пока я ждал… как последний влюблённый идиот.
- Да, - вскидываю голову, не понимая, откуда во мне сейчас гонор взялся. – Работала! Обслуживала! Клиентов! В баре! Я барменом работаю в пабе. Ты можешь меня выслушать, твою мать? Мне есть…
- Хватит! – рявкает Тим, и чуть тише. – Хватит… Мне совсем неинтересно. Не интересно, поняла?
Внутри всё холодеет, когда смотрю на него. Сейчас он совсем не похож на моего Тимура. Весёлого, лёгкого, улыбчивого парня. Передо мной будто незнакомец какой-то.
Нападает ступор, всё что могу: стоять и смотреть, как Тим ходит по комнате, подбирает одежду, натягивает обувь, сброшенную куртку, засовывает телефон и кошелёк в карман.
Он уходит… Господи, он реально уходит. Он не собирается меня слушать. Даже не планирует.
Очнувшись, бегу за ним в гостиную, и привожу последний отчаянный аргумент:
- Тим, ну, пожалуйста, постой. Я не спала с ним, не работала в эскорте.
- То есть ты реально не работала в эскорте? Тогда что за анкету я видел?
Опускаю голову. Ну, как объяснить? Сказать, что совсем не работала, не могу, но и того, в чём Тим меня обвиняет, не было.
- Понятно, - спустя несколько секунд с разочарованием выдыхает он.
- Нет, я не спала с ним. И не работала. Не в этом смысле. Хотела, конечно, думала, что смогу, но не смогла. Ну, постой, ну пожалуйста… пожалуйста… Не делай этого с нами. Пожалуйста. Выслушай. Я люблю тебя.
- Помолчи.
- Нет, я не буду молчать, я люблю тебя, Тим!
Внезапно он разворачивается. Его рука резко выстреливает вверх, а большой и указательный пальцы обхватывают лицо, стискивая щёки до боли.
- Я тоже… думал, что люблю тебя, - цедит сквозь зубы Тим. - А теперь и понять не могу… кто ты такая… и кого я на самом деле любил.
Развернувшись, он идёт к выходу и, перешагнув порог, кидает через плечо.
- Деньги и… всё остальное… оставь себе. Ты честно заработала.
14
Не знаю, сколько времени проходит. Я лежу на кровати, потом моргаю и нахожу себя уже в гостиной, на диване. Иногда звонит телефон. Первый раз бросаюсь к нему с надеждой, но это девчонка из колледжа. Потом долбит Дэн из паба, потому что я не вышла на работу. Сиплю в трубку, что заболела, даже нахожу силы пробормотать извинения. Видимо, голос у меня реально разбитый, потому что Дэн кидает, что прикроет меня и ещё что-то.
Потом телефон садится, и квартира погружается в тишину.
Вижу, как ночь сменяет день, а за днём приходит ночь. Я то пью воду, то швыряю стаканы в стену. В спальню даже возвращаться не хочется. Там всё пропахло сексом и… отчаянием.
Иногда я засыпаю, иногда просто пялюсь в потолок. Без мыслей. Без действий. Пальцем пошевелить не могу. Я такая тяжёлая, всё тело, словно ватное. Встать с дивана – уже подвиг.
Приходится иногда шаркать в ванную, где меня, наконец, выворачивает из-за нервов. Болезненные спазмы насилуют пустой желудок. Из меня выходит только желчь.
Включаю душ и сажусь в ванную, закрываю глаза и хочу заплакать, но слёз нет. Поднимаю лицо так, что вода струится по щекам, и я представляю, что это слёзы, но под веками сухо и будто песка насыпали.
