— Стой! — Возница натянул поводья и приподнял пушистые белые брови. На голове у него сидела соломенная шляпа, а рукава полосатой рубашки были закатаны до локтей, открывая загорелые руки.
— Вам нужна помощь, леди? — Голос мужчины дребезжал.
— Только подвезите нас, прошу. — Мой собственный голос вряд ли звучал лучше.
— Куда? — Он снял шляпу и вытер лоб рукой. — Жарковато сегодня. Твоя подруга больна? — Он кивнул на Эффи, которая сидела в грязи, свесив голову.
— Все будет хорошо. Она просто перегрелась. Нам нужно в Катону.
Он ткнул пальцем себе за спину:
— Три мили вон в ту сторону.
— Это что, платная дорога?
Он кивнул, и у меня что-то свело в груди. Так близко…
— Отвезите нас до развилки, пожалуйста.
Подняв Эффи на ноги, я помогла ей забраться на телегу и залезла следом. Мы устроились у груды пустых ящиков. Возница протянул мне бутылку из-под молока, наполненную водой. Сначала я поделилась с Эффи, у которой вода стекла по подбородку, а потом попила сама. Вода была теплая, но чистая и приятная. Я никогда не думала, что буду так мечтать о воде.
— Я думаю, вам бы и поесть не помешало. — Он наклонился к корзине, стоявшей у него в ногах.
Желудок у меня давно вдвое уменьшился от голода.
— Вы правы, — согласилась я, когда он передал корзину мне. — Спасибо вам огромное!
Он прищелкнул языком и крикнул лошади:
— Пошла!
Телега дернулась, и лошадь снова неспешно зашагала по дороге.
Дрожащими руками я откинула клетчатую тряпку с корзины, разломила надвое кусок темного хлеба, отдала половину Эффи и вгрызлась во вторую. Глотала я так быстро, что желудок протестующе сжался. Мне было все равно. В корзине лежали нарезанная ветчина, желтый сыр и черничный пирог. Мы с Эффи ели руками и бесстыдно облизывали посиневшие от сока пальцы. Еда вернула краски на ее щеки и помогла глазам открыться.
Когда мы поели, я легла и стала смотреть на зеленые листья, проплывавшие над головой. Я чувствовала глубокую благодарность. Мне пришлось провести взаперти два года, даже четыре, если считать жизнь в Нью-Йорке. Там были другие стены, но я все равно чувствовала себя в ловушке. До этого мгновения я не понимала, что свобода — это глоток свежего воздуха, ветер в кронах и тихий стук лошадиных подков. Эффи сгорбилась рядом, опустив голову, и смотрела на собственные руки. Может быть, она нашла свою свободу прямо здесь, в крошечном мирке своих ладоней? Ее дыхание, казалось, выровнялось, грудь поднималась и опускалась спокойно.
— Видишь? Нам всем нужны только отдых и еда.
— И семья, — отозвалась она и закрыла глаза.
— Ну, об этом я ничего не знаю.
У развилки возница снова натянул поводья. Небо потемнело: из оранжевого стало пурпурным.
— Вам в какую сторону? — спросил он.
Тропинка к моей старой хижине начиналась где-то поблизости.
— Мы здесь вылезем, — ответила я, спускаясь и помогая Эффи. Она прислонилась ко мне. Вокруг клубилась пыль от копыт.
— У вас тут родня? — удивился он. — Тут ни одного дома на много миль.
— С нами все будет хорошо, спасибо.
Он указал на Эффи:
— Не стану я вас тут бросать одних. Скоро стемнеет. Переночуете у меня. Моя жена, верно, испекла пирог с персиками. Персики у нас с дерева падают, будто дождь с неба.
Персиковый пирог казался самым прекрасным, что может быть в мире. Но я покачала головой:
— Спасибо, сэр, с нами все будет в порядке.
Я боялась, что он нас узнает. Мисс Юска уж наверняка поместила наши портреты в газетах. Она не из тех, кто смиряется с поражением.
Повернувшись спиной к телеге, я повела Эффи по дороге — но не в ту сторону.
Возница снова окликнул нас:
— До нашей фермы всего полмили. Моя жена вас накормит. Ей не понравится, что я вас вот так отпустил.
Я помахала рукой. Постепенно его голос стих. Я не стала поворачивать, пока не убедилась, что он уехал, затем вернулась к развилке и повела Эффи прямо по следу колес.
— Уже близко, — сказала я.
Мне было тепло. Тропинка исчезла: она заросла кустами и подлеском. Я только с третьего раза нашла круглый куст стланика, от которого и отходила тропа. Отец говорил, что строить дом рядом с идеально круглым кустом — добрая примета.
Как он ошибался… Я так долго смотрела на заросшую тропу, что Эффи наконец спросила:
— Тут был твой дом?
— Не совсем, — ответила я. Страх начинал брать верх над радостью. — Постарайся не очень помять кусты. Даже если старик фермер нас сдаст, тут нас вряд ли кто-то найдет.
Путь оказался дольше, чем я думала, но мы медленно продвигались вперед. Везде выросли новые деревья, кусты были густыми и колючими. Когда мы добрались до яблоньки-дичка и увидели пень, с которого мы с отцом наблюдали за койотами, у меня сердце перевернулось в груди.
Хижина стояла всего в нескольких ярдах и казалась знакомой до боли. Окна, как любопытные глаза, следили за нашим приближением. Крыша поросла мхом, сорняки вымахали до окон, крыша амбара провалилась, курятник превратился в кучу досок, но пять камней, под которыми лежали мои братья и сестры, оказались нетронутыми. Они торчали из сухой травы, как чьи-то колени.
Эффи молча стояла рядом. Я сорвала с дерева яблоко и кинула ей.
— Пошли, — громко сказала я, пытаясь разрушить охватившее меня оцепенение. Второе яблоко я подняла с земли и надкусила. Оно оказалось кислое, жесткое и червивое. Но я съела его целиком. Этот вкус, эта земля под ногами возвращали меня в детство, к чему я оказалась не готова. Мне вдруг захотелось броситься в другую сторону. Я представила, как хижина скрипит и раскрывает нам объятия, словно пробуждаясь от долгого сна. Встретила нас только стайка мышей, разбежавшихся во все стороны, несколько грызунов нырнули в темный очаг.
Удивительно, как меняются пустые дома. Воздух здесь стал тихим и мертвым, пол усыпали листья и песок. В потолке виднелись дыры, вокруг висела паутина, как будто пауки изо всех сил пытались эти дыры зачинить. Стулья валялись на полу, дверь спальни висела на одной петле.
— Какой смысл сносить с петель никому не нужную дверь? — Мой голос разорвал тишину. — Просто устала тут висеть? Никто мной не пользуется, так что я, пожалуй, отдохну? — Я рассмеялась, борясь с отчаянием.
Тарелки так и стояли на полках рядом с консервированными персиками, часы не тикали, железная сковородка и ведро для угля лежали там, где мы с мамой их оставили. Все покрывали паутина и пыль, но никто, кроме ветра и дождя, ничего в хижине не тронул. Отец за нами не вернулся.
Я услышала скрип. Повернулась и увидела Эффи, которая сидела в качалке, на ее сером лице появилась улыбка.
