Катя понимающе кивнула. Потом улыбнулась.
— Может, это и не актуально совсем, Ром, но я не только овечек рисовать умею, — постаралась ненавязчиво предложить помощь она. — Так что если вдруг понадобится дизайнер, можешь смело на меня рассчитывать. Я от твоей игры на льду до сих пор под впечатлением, руки так и чешутся.
— Возьму тебя в штат, — рассмеялся Ромка, однако не отказался, и Катя возликовала. Кажется, она придумала еще один повод почаще видеться с Ромкой. И кажется, он был вовсе не против, потому что следом вдруг испытующе посмотрел на Катю и как бы между прочим сообщил: — Только у меня работа вся во вторую смену: порой допоздна приходится засиживаться, а иногда и вовсе ночь напролет вкалывать.
Катя глубоко вздохнула, останавливая разошедшуюся фантазию. Первую — и единственную — ночь у Ромки она провела слишком бездарно и теперь могла только жалеть об этом. Но если, если…
— Ночью как раз самое время для вдохновения, — как будто бы беззаботно произнесла она и погладила лежавшую на столе Ромкину руку. Он стиснул ее пальцы и тоже медленно вздохнул.
— Можешь начинать прямо сегодня, — проговорил негромко, уже не глядя на Катю, и она с трудом утихомирила стукнувшее с силой сердце. Ткнулась лбом Ромке в плечо — и только тут вспомнила про обещание.
— Сегодня с Игорешкой остаюсь: мои в театр вечером собрались, — виновато пробормотала она. — Не отдавай никому мое место до завтра, ладно? Там уж я сбегу из рабства.
— Ладно, — рассмеялся Ромка и поцеловал ее в лоб. Потом взял за подбородок и так же весело поцеловал в губы. Катя заулыбалась и затянула поцелуй. В груди сладко и волнующе затрепетало. Завтра… И Ромка даже не подумал юлить или стыдить ее за нескромность. Может, она действительно нравилась ему именно такой, как была? Ведь Ромка совсем не умел врать…
— А скажи мне, Сорокина, — поинтересовался он, когда они, доцеловавшись до легкого опьянения, заставили себя вернуться к пирожным, — какая светлая мысль надоумила тебя заказать себе это воздушное нечто, если даже я знаю, что ты жить не можешь без шоколада? Или опять «девочки должны»?
— Оно на переднем плане лежало и так аппетитно выглядело, что дальше я и не смотрела, — призналась Катя и улыбнулась. — Это ты, Давыдов, привык все изучать и взвешивать, а я человек порыва: что загорелось, на том и останавливаюсь.
Ромка с каким-то интересом погладил ее по щеке. Катя пожала плечами и довольно зажмурилась.
— Тогда давай меняться, — неожиданно предложил он. — Ты оценишь мой долгий и взвешенный выбор, а я узнаю, какое на вкус безе.
Катя удивленно хлопнула ресницами. Не могло быть, чтобы Ромка за девятнадцать лет жизни ни разу не пробовал подобный десерт. Или…
— Гусарам не по статусу безе? — понимающе спросила она. Он передернул плечом и неохотно признался:
— Типа того. Или тебе тоже стыдно рядом с парнем, жующим девчачий десерт?
Катя охнула и поменяла тарелки местами, мысленно костеря неуемного старшего Давыдова. Вот же вбил себе в голову дурацкие правила и отравлял ими существование сына! Но уж Катя не собиралась становиться его последователем.
— Ешь! — сурово приказала она. — Иначе буду кормить тебя с ложечки, и тогда стыдно будет тебе! Хотя… — тут она рассмеялась и подцепила вилкой кусочек десерта. Ромка обжег ее взглядом, потом отобрал вилку.
— Ну уж нет! — заявил он и отправил безе в рот. Катя посмотрела на него в ожидании вердикта. Ромка съел еще кусочек, потом усмехнулся.
— Занятная штука, — сообщил он. — Но в следующий раз я снова возьму шоколадное.
— А давай и то и другое пополам поделим, — предложила Катя, и Ромка признал ее решение идеальным. Оно было скреплено долгим и вкусным — куда вкуснее десертов — поцелуем и полным удовлетворением друг другом.
И все же Ромкино пирожное оказалось лучше.
Воскресное утро Катя тоже не упустила — надо же было опробовать новые, хоккейные, коньки и показать задавале Давыдову, что в одинаковой с ним экипировке она способна сражаться на равных. Ну или хотя бы бегать по льду, не цепляясь зубцами и не падая в самый неподходящий момент. И Катя была настроена крайне решительно. Ей безумно хотелось удивить Ромку и добиться от него хоть капельки восхищения. Ну должен же у него на самом деле быть повод влюбиться в нее, помимо глаз и блинов! А больше Кате и похвастаться нечем. Это Ромка спасал даже во вред себе и восхищал до глубины души, а Катя только принимала это, как должное, и даже на благодарность, кажется, не всегда раскошеливалась. И смертельно боялась, что однажды Ромка может это понять, а Кате и удержать его будет нечем. Особенно после истории с Олегом. От нее до Ромкиного восхищения — как до Китая пешком.
Но хоккейные коньки неожиданно оказались ей не союзниками, а врагами, потому что кататься на них надо было еще научиться, а Катя слишком сильно хотела одолеть эту неприятность сама, отказываясь от Ромкиной помощи, и в итоге не только не забила ни одного гола, но еще и так сильно ударилась локтем при падении, что тренировку пришлось закончить куда раньше срока.
— Лед и покой! — категорично заявил Давыдов, не приняв никаких уверений в том, что она может продолжить игру, и почти силой заставив ее переодеть коньки. — И хорошо бы рентген сделать, чтобы убедиться, что нет перелома.
Катя не хотела рентген. Она хотела остаться с Ромкой, и лучше всего до самого вечера, но после вчерашнего отдыха их обоих поджимала несделанная домашка, и требовалось решить эту проблему, пока она не вылилась во что-нибудь более серьезное. Уж подводить Ромку Катя никак не хотела: он и так прогулял из-за нее пятничные уроки и Строев не преминул как бы между прочим напомнить об этом Кате, заодно предложив передать Давыдову, что «Катина благосклонность в случае каких-то долгов у Романа никак не убережет его от отчисления». Катя, конечно, высказала разлюбезному родителю все, что думает о его вмешательстве в ее личную жизнь, но решила от греха подальше взять Ромкину успеваемость под свой контроль. Вылетать из университета ему было никак нельзя, а папенька после их субботнего разговора вполне мог задаться целью избавиться от Ромки, с самого поступления бывшего у него бельмом на глазу. Строев, как и Давыдов, не терпел нечестности и, взяв Ромку на свой факультет по настоянию дочери, явно искал повод, чтобы восстановить справедливость. А Катя подавала эти поводы один за другим.
Но больше не хотела.
Ушиб локтя, к счастью, оказался несерьезным, и вечером Катя отправилась на каток в предвкушении сразу двух удовольствий. И каким бы сладким и волнительным ни казалось второе, сейчас все ее внимание приковывало первое — Ромка, играющий в свой хоккей с каким-то небывалым вдохновением. То есть он и в прошлый раз играл так, что Катя засматривалась, но сегодня засматривались, кажется, и бывалые хоккеисты, потому что то один, то другой Ромкин партнер бросал в его адрес восхищенные реплики, а порой и соперники встречали его проходы овациями и разводили руками, признавая, что справиться с ним им не по зубам.
