Она тоже заулыбалась, погладила его по груди, потом приникла к ней. Довольно вздохнула.
— Катюха Сорокина — раззява и зазнайка, — заявила она и быстро исподлобья взглянула на Ромку: все-таки было стыдно за свою потерю. — Где мы теперь будем его искать?
Он покачал головой: вот же дурочка!
— Ты золотая девчонка, Кать! — весело сообщил он, а потом указал на стоявшую неподалеку пожарную вышку. На ней, зацепившись леером, сиротливо висел их разноцветный беглец. — Сейчас сниму.
Однако Катюха неожиданно вцепилась ему в рукав.
— Можно я, Ром?
Он поднял брови: Катюха умела удивлять.
— Разве это не гусарское дело — выручать попавших в неприятности бедолаг? — задал резонный вопрос он. Однако она умоляюще вздохнула и даже руки к груди прижала.
— Да тебе там дел на один зуб, Ром! А для меня это — настоящее приключение! Ну пожалуйста!
Интересно, он действительно мог запретить ей сейчас лезть на башню? И Катюха Сорокина его послушает?
Проверять Рома не стал, лишь кивнул, опытным взглядом определив расстояние от земли до низа лестницы. В голове зрел хитроумный план.
Обрадованная и ничего не подозревающая Катюха быстро и благодарно поцеловала его в щеку и поскакала к башне. И уже возле нее растерянно остановилась и кликнула Рому.
— Подсадишь?
Он широко улыбнулся, довольный скорым воплощением плана в жизнь.
— Только за плату, — заявил он и многозначительно посмотрел на Катю. — И плату потребую вперед. Я, знаешь ли, с некоторых пор не доверяю рыжим интриганкам.
Катя, в первую секунду недоуменно хлопнув ресницами, следом состроила угрожающую рожицу.
— Ах ты!.. — возмутилась она, но от «платы» отказываться и не подумала. Обвила руками Ромкину шею, подставила губы для новых поцелуев. Это будет лучшая весна в ее жизни! И она только начинается!
А потом были чуть подрагивающие пальцы, цепляющиеся за металлическую лестницу; чуть кружившаяся голова, но не от высоты, а от взволнованного взгляда Ромки, следившего за каждым Катиным движением; чуть неловкое приземление в Ромкины объятия, когда они оба оказались на земле и едва успели обменяться быстрым победным поцелуем, прежде чем дать деру от засекшего их охранника. И конечно, после, убежав, он еще жарко целовались на какой-то узкой парковой тропинке, и снова запускали воздушного змея, а потом подарили его перемазанному в весенней грязи мальчугану, который показывал на парящего змея пальцем и не мог даже слова выговорить от восторга. Ничего лучшего с Катей точно никогда не случалось.
И домой они вернулись совсем затемно, потому что снова шли пешком, держась за руки и не желая ни с кем делить свой сегодняшний день, и целовались на каждой случайной и намеренной остановке, и Катя могла только изумляться, что столько времени не замечала очевидного, а потом, с трудом распрощавшись с Ромкой на его этаже и не велев себя провожать, иначе «я тебя вообще не отпущу», ждала его у своей квартиры, и дождалась, и даже улыбнуться победно не сумела, глядя в озорные черные глаза, потому что в секунду стало не до улыбок и даже не до взглядов…
В комнату потом пришлось пробираться тайком, чтобы никому и ничего не объяснять, и уже там половину ночи вспоминать, осторожно трогая зацелованные губы, переживать заново и мечтать о том, что завтра будет еще лучше.
И завтра действительно было лучше, потому что уже утро началось с Ромкиных объятий и соскучившихся поцелуев. Нет, все-таки Катя была безнадежно слепа в своей одержимости Олегом. Придумала какую-то глупую идеальную любовь и какого-то глупого идеального парня и извела и себя, и Ромку. Не зря же он всегда так пренебрежительно отзывался об Олеге и так старался увериться, что отбил у него Катю. Наверняка ревновал все это время, а Катя предпочитала ничего не замечать, прикрываясь собственными обидами. Думала только о себе и использовала Ромку для удовлетворения собственных амбиций. Как он при всем этом еще умудрился на нее запасть, объяснить было невозможно. Но теперь уж она сделает все, чтобы он об этом не пожалел. Слишком хорошо вдруг оказалось с Ромкой. Слишком… необходимо.
— Блинчики или пицца? — немного нервозно потребовала ответ она, усевшись в пустом автобусе Ромке на колени и с нескрываемым удовольствием его рассматривая. У Ромы от этого взгляда чуть сбивалось дыхание, а вот пониже живота на Катюхины ягодицы реагировало куда более бурно. Спасибо плотным джинсам, что пока удавалось это скрывать. — Чем я покорила тебя, Давыдов, признавайся?
— А что, глаза и фигура уже не в чести? — иронично поинтересовался Рома: ему эта тема не слишком нравилась. И чего девчонок вечно тянет выяснять подобные глупые подробности? Ну запал и запал. Даже в голову не приходило разбираться в причинах.
— Глаза и фигура у меня и в школе были, — резонно заметила Катюха, вынуждая продолжить тему. — Однако тогда ты меня в упор не замечал.
— Так ты меня к себе и не подпускала, — столь же резонно ответил Рома. — Кололась и закрывалась. Кто ж знал, что ты девчонка?
Катюха хлопнула наивными голубыми глазищами, а потом рассмеялась.
— Я рада, что ты наконец-то это заметил, Давыдов! — заявила она. Рома повел плечами.
— Я тоже, — признался он и притянул ее к себе.
Целоваться с Катюхой было… ярко и как-то весело. Она то отвечала со всем своим рыжим пылом, заставляя забывать собственное имя, то вдруг начинала баловаться, распаляя Рому до невозможности. Вот опять: куснула легонько за губу и тут же лизнула ее — так, что Рома едва не взвыл. Ему сейчас в душ прямым ходом, а не в аудиторию. О чем он на математике будет думать? И как на философии заставит себя хоть что-то слушать, чтобы этот старый маразматик, явно заставший в живых еще Канта и с ним же обсуждавший теории познания за бокалом коньяка, не оставил Рому в конце семестра без зачета и не отправил постигать азы своего предмета в близлежащую казарму? Дай бог здоровья тому, кто ввел на их специализации философию!
— Сегодня свидание с меня! — заявила Катюха перед расставанием в универе. — У меня потрясающая идея! Да-да, па-атрясающая!
Последнюю фразу она произнесла голосом скво из «Человека с бульвара Капуцинов», и Рома рассмеялся.
— Кажется, я забивал эту субботу, — из вредности напомнил он. Ему на идеи сегодняшней ночи не хватило.
— Ты вчера пролез без очереди, так что сегодня я не принимаю никаких возражений! — распорядилась Катюха, и Рома кивнул, зная, что спрашивать заранее бесполезно: лицо у нее лучилось таинственностью и собственным превосходством, и Рома только быстро и по-хозяйски поцеловал ее в губы, а она, вопреки его уверенности в ее неминуемом возмущении, вздохнула глубоко и жарко ответила на поцелуй.
Две пары под привычным изучающим взором Строева оказались неожиданно слишком длинными без Катюхи. Рома успел соскучиться, высмеять себя за подобную сентиментальность, отчитаться за прошлую тему и соскучиться во второй раз. Так и тянуло заглянуть в веселые голубые глаза, запустить пальцы в рыжие локоны, услышать собственное имя в перехваченном голосе. Все вчерашние сумасбродства оказались правдой, и Катюха — озорная, безбашенная, счастливая в этой своей свободе — попросту влюбляла в себя, не оставляя Роминой осторожности шансов.
