Катя вяло кивнула. Она никогда не думала, что можно ненавидеть гротеск и мужество его сотворить.
Она их ненавидела.
— А музыка! — не умолкал Олег, выезжая на проспект и даже не включая радио. — Такое преображение знакомых с детства мелодий! Джазовая аранжировка — чистый восторг! Так мощно, под кожу, я давно такого волнения не испытывал! С одной стороны, как будто добавили Диснея, но с другой — это настоящий взрослый Голливуд! Сумасшедший уровень! Такое и на Бродвее показать не стыдно!
Катя сжала его колено в знак согласия, а сама отвернулась к окну. Не стоит сейчас Олегу видеть ее лицо. Он же не виноват, что она не ценитель джаза и Бродвея.
— А костюмы! Настоящая феерия! — заворачивая в ее двор, все еще сыпал комплименты спектаклю он. — Да, поначалу кажется немного аляповато, но когда принимаешь, проникаешься, пропускаешь через себя… И все на нервах, на грани! Можно спорить об уместности подобных решений, но нельзя не признать, что это потрясающая находка! Незабываемая! Безумно талантливая!
Катя не хотела ни спорить, ни признавать. Хотела лишь умыться и забыть те три часа, что ей пришлось провести на втором ряду партера, где даже глаза не закрыть, чтобы не видеть «потрясающую находку». За такие эксперименты над зрителями им надо доплачивать, а не брать с них деньги за допуск к «шедевру». Хорошо хоть Олегу понравилось. Все-таки…
— Олеж, ты… Прости, я приняла приглашение, как должное, а билеты-то, наверное, безумно дорогие! Может, я могу как-то…
Он улыбнулся и притянул ее к себе. Лицо у него светилось вдохновением и оттого казалось еще красивее обычного. В груди защекотало: Катя, кажется, начала смиряться с не угодившим ей спектаклем.
— Не беспокойся, Катюша, это подарок от профкома за победу, — сказал он и поднес ее руку к губам. — Не думал, что у нас в профкоме разбираются в искусстве. Надо будет зайти поблагодарить за три часа удовольствия. Теперь бы выдохнуть, не перегореть перед завтрашней свадьбой. Фуф, немного не рассчитал с эмоциями.
Катя ласково прижалась губами к его щеке. Слава богу, что он не потратился на билеты и Катя ему за них не обязана! Лишь бы Олег не стал спрашивать о ее впечатлениях. Портить ему настроение было бы настоящим свинством.
— Могу я немного отвлечь тебя от восторгов? — искушающе прошептала она. Ей надо, просто необходимо было забыться сейчас в крепких объятиях, в горячих поцелуях, чтобы избавиться от липкой жижи в груди и наполнить ее сладким сиропом. Но Олег, погладив ее по щеке, поцеловал коротко и почти равнодушно.
— Прости, Катюш, боюсь увлечься и потерять счет времени, — сказал он и еще раз коснулся ее губ — на этот раз все же немного углубив поцелуй. — А завтра очень важный день, от которого зависит мое будущее. Не сердись. В следующий раз обязательно наверстаем.
Об «очень важном дне» Катя знала и не имела права осуждать Олега за выбор и чувствительный мандраж. Руслан с Василисой, за каким-то чертом решившие сыграть свадьбу в Международный женский день, могли сделать Олегу отличную рекламу — или уничтожить его одним своим отзывом. И Катя никак не желала последнего.
— Обязательно, — улыбнулась она и все же поймала его губы своими, вырвав у вечных Олеговых дел несколько секунд внимания на себя. Он рассмеялся, поблагодарил Катюшу за новое вдохновение и протянул ей рюкзак с книгами. Катя безропотно его приняла.
— У тебя все получится! — вспомнив Сонькины наставления, заверила Олега она. — Ты лучше всех! И всегда будешь лучше всех!
Олег посмотрел ей в глаза — и в следующую секунду Катя наконец очутилась в его объятиях. Жадные губы нашли ее рот — и, наверное, это было самым ярким доказательством Сонькиной правоты.
Глава 12
Когда в дверь раздался требовательный стук, часы на сотовом показывали десять двадцать шесть. Это значило, что Рома спал почти восемь часов. Потрясающее достижение для пятницы. И черт бы побрал того, кто все же вытащил его из Морфеева царства: если это вдруг окажутся очередные рекламные агенты с новым потрясающим предложением…
На пороге стояла Катюха Сорокина. В джинсах и голубой рубашке. В руках она держала круглое блюдо, накрытое полотенцем. От блюда аппетитно пахло какой-то смутно знакомой выпечкой.
— Это пицца! — очевидно приняв Ромину озадаченность за разгадывание принесенного ей угощения, заявила Катюха и сунула блюдо Роме. — Но за нее тебе придется меня выслушать!
Он пожал плечами и посторонился, пропуская ее. На лице у Катюхи была написана решимость пополам с растерянностью, и это интересовало Рому куда больше пиццы. Хотя и с ней Сорокина тоже неплохо придумала.
— Для того я тут и поставлен, — не слишком удачно сострил Рома. — Судя по величине блюда, речь пойдет как минимум о вымирании черепашек-ниндзя?
Катюха глянула на него было, как на душевно больного, но следом смешалась и несколько раз резко вдохнула и выдохнула. Рома поморщился, понимая, что речь сейчас пойдет о Карпоносе, и не желая о нем слышать от слова «совсем», но Катюха неожиданно удивила:
— Скажи, как ты относишься к авангарду, Давыдов? — вызывающе поинтересовалась она. Рома пожал плечами: блюдо в руках откровенно мешало. Но пахло из-под полотенца офигенно. Неужели Катюха сама пекла? После блинов такое вполне можно было предположить.
— Фамилия велит относиться строго положительно, дабы не позорить род, — саркастически ответил он и снова поймал недоуменный Катюхин взгляд. Но остановиться не сумел: — Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской, сабля, водка, конь гусарской, с вами век мне золотой
[1].
Катюха, кажется, подалась вперед ровно для того, чтобы потрогать его лоб, однако вовремя остановилась.
— Это Денис Давыдов, да? — все-таки сообразила она. — Его стихи?
— Поэт, герой, генерал-лейтенант, — перечислил Рома, не понимая, чего взбеленился из-за безобидного, в общем-то, вопроса. — Всегда на коне, всегда в авангарде. Пример всем потомкам.
В Катюхиных глазах появилась жалость. Вот и приехали.
— Ром, да я совсем не это имела в виду, — принялась оправдываться она. — Я про искусство. Про повсеместный авангардизм, будь он неладен! Только не говори, что у тебя на рабочем столе Пикассо! Тебя бы предок за это гусарским конем затоптал!
Рома хмыкнул: умела Катюха сгладить неловкость.
— Судя по всему, если я не хочу лишиться пиццы, мне следует немедленно предъявить тебе рабочий стол с «Мишками в сосновом бору»? — решил продолжить веселое препирательство он. Катя расплылась в широкой улыбке.
— «Мишки в сосновом бору» — это хорошо, Ром, это прям бальзам на душу, — непонятно проговорила она и еще более непонятно вздохнула. — Знал бы ты, какого я вчера медведя видела! До сих пор не знаю, как развидеть!
Это становилось интересно. Рома перехватил блюдо одной рукой, а второй предложил Катюхе выбирать иное помещение для продолжения беседы. Она почти не глядя пошла в зал. Рома направился за ней и, пристроив блюдо с пиццей на сложенный стол, уселся на ручку кресла. Посмотрел на Катюху, которая в необъяснимом волнении ходила по комнате и как будто собиралась с мыслями.
