– Спичка… пробка… осенний лист! Это может стать уликой! – говорил он.
– Уликой для чего?
– А это уже вопрос не ко мне! Улику я вам отыскал, а вы подберите под неё преступление!
Через калитку непобедимый отряд прорвался к крыльцу. Любора ухнула из двух гранатомётов в деревянную дверь, после чего туда с дикими воплями вбежал вновь готовый к бою Бонифаций. Магспецназ – Бранибор, Бранимир, Браниполк и Бранислав – предпочел воспользоваться окнами, чтобы сразу обложить врага с разных сторон.
Внутри флигеля немедленно поднялась трескотня из сглаздаматов. Затем крайнее окно на втором этаже брызнуло стёклами, и оттуда кубарем вылетел Бонифаций. Лицо у него было счастливое, как у ребёнка, который долго нарывался на подзатыльник – и вот мечта его сбылась. Боня по прозвищу «Разведка боем» пронёсся по воздуху до ограды, а потом произошло нечто непонятное. По всем законам физики Боня должен был рухнуть в кусты, но его вдруг втянуло внутрь флигеля, кто-то отмотал видео в обратном направлении. Причём и осколки стекла вернулись в раму, и стекло стало целым.
– Это что ещё за фокусы?! – Нахаба оттянул от шеи воротничок. Одна щека у него побелела, другая же осталась красной.
Тибальд привстал на цыпочки. Снайпер Златан, оперев длинный ствол на плиты, целился в окно из штопорника.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Нахаба у Златана.
– Мелькнул пару раз кто-то… – отозвался тот.
– Кто?
– Да джинн его знает!
Грохот внутри флигеля продолжался: несколько одиночных бабахов из наплечных труб Люборы, торопливые запуки из стволов Бранимира, Бранибора, Браниполка и Бранислава.
– Вот видите! А вы говорили, там никого нет! – набросился Нахаба на Настасью.
– Я предположила, что там нет Пламмеля, Фазаноля и пса! Я и сейчас это утверждаю! – холодно заметила Настасья.
– И что? Белава там одна против всего отряда бьётся? Это она Боню в окно выбросила?
– Это мог сделать и восстановившийся Грун, например, – заметила Настасья. – Про него я ничего не говорила. Меня больше настораживает другой момент: почему Бонифация втянуло назад и восстановилось стекло? – Она стояла, покусывая кончик косы, что означало крайнюю обеспокоенность.
Некоторое время спустя прозвучало ещё несколько одиночных бабахов, и внезапно установилась тишина. Лишь магжуры торопливо выкрикивали что-то в вещуны. Глызя Косорыл, восседая на обломках забора, задавался резонным вопросом: «Если непобедимый отряд одержал победу – почему никто не выходит? Если не одержал, то неужели погибли сразу и все?»
Нахаба попытался связаться с Люборой по вещуну – не вышло. Тогда он послал к флигелю Тибальда, Пьеро и Мальвину. Тибальд, волнуясь за Любору, побежал рысцой. Мальвина сдувала со лба голубую чёлку. Пьеро шёл рядом, размахивал длинными рукавами и попутно страдал от великих вопросов.
– Счастлив ли я с ней? С ней ли я должен быть счастлив? Счастлив ли я вообще? Вообще способен ли я быть счастливым? И если нет, то где, так сказать, исток всему сему? Корень, будем рассуждать, всего сего где? – размышлял Пьеро и непрестанно вздыхал, не забывая временами исторгать рифмованную магию.
Гарпии вдруг все разом сорвались с мест, взлетели и принялись как вороны кружить вокруг флигеля. Звуки они при этом издавали совершенно вороньи. Внутрь флигеля никто из них не залетал. Стожар, тоже оказавшийся у флигеля, бродил рядом с крыльцом и внимательно рассматривал облупленные декоративные колонны. Когда Тибальд попытался взбежать на крыльцо, Филат схватил его за рукав и удержал, кивнув на колонны. Было видно, как он что-то горячо втолковывает эксперту.
Неожиданно откуда-то сбоку к флигелю подкатился огромный огненный шар. Он подпрыгнул и прилип к стене под одним из окон. Гарпии, налетев с разных сторон, попытались атаковать шар, но ударившими из шара зеленоватыми молниями их разметало в разные стороны.
Филат и Тибальд, не строя из себя героев, кинулись под крыльцо и затаились. Златан, что-то усмотревший в свой огромный прицел, дважды бабахнул из штопорника. Ева была готова поклясться, что он не промазал. Потрескивая, шар уменьшился в размерах. Из шара, словно соткавшись из его стенок, высунулась рука с перстнем, от которого оторвалась яркая точка, быстро поплывшая по воздуху по направлению к Златану. Не дожидаясь, пока точка его коснётся, снайпер отбросил штопорник и кувырком откатился в сторону. Тем временем, пройдя через то, что казалось стеной флигеля, в шар забралась Белава и устроилась внутри на корточках, обхватив руками колени.
Потрескивая, огненный шар перепрыгнул через забор и исчез. За шаром неторопливо ковылял Грун. В отличие от шара он не прыгал, а попросту пожирал всё, что мешало ему пройти. После битвы со змеем Грун почти вернул свою прежнюю форму. Очереди из сглаздаматов и фугасы Люборы очень ему помогли, подзарядив его энергией. Вот и сейчас Грун явно провоцировал атлантов из оцепления стрелять в него. Вскидывал руки, отпрыгивал и вёл себя как большой толстый дядька на пляже, который, играя с детками, вооружёнными водяными пистолетами, восклицает: «А вот не попадёте! Ой, боюсь, боюсь, боюсь!»
Атланты велись на провокации и честно палили в Груна из всего имеющегося у них оружия. Было видно, как магические заряды попадают в протоплазмия и втягиваются в него как капли масла. И от каждого заряда Грун становился больше, плотнее, тело его начинало блестеть. Магжуры торопливо снимали его. Глызя Косорыл попытался взять у Груна интервью, но тот сожрал его микрофон. Глызя, не растерявшись, перешёл на язык глухонемых.
– Прекратить огонь! Вы его усиливаете! – взревел Нахаба.
Но атланты перестали стрелять не сразу. Некоторые ещё в увлечении палили, торопливо сменяя магазины в сглаздаматах. Стожар и не заметил, как малютка Груня, скатившись с его плеч, мягко шлёпнулся на землю и вскочил. Маленький протоплазмий следил за Большим Груном с восторгом. Глазки-буравчики были прикованы к нему, как глаза мальчишки к цирковому борцу.
Большой Грун как-то отличил этот взгляд от множества других. Остановился. Лениво отмахнулся от набросившегося на него атланта, который от несильного вроде бы удара врезался в стену дома и пробил в ней отверстие по контуру своего тела. Всем корпусом повернулся и посмотрел на малютку Груню. Между ними протянулась невидимая нить. Всё это продолжалось недолго – секунд десять, но за эти секунды Большой Грун и малютка Груня поняли друг о друге всё, что могут понять части одного целого.
Большой Грун не то чтобы улыбнулся – для него это всё же была слишком тонкая эмоция, – но как-то дрогнул той щелью, что заменяла ему рот, и поманил малютку Груню рукой. Малютка послушно двинулся к нему, но внезапно остановился и вопросительно оглянулся на стожара. Потом сделал к Груну ещё шаг. И опять виновато оглянулся на Филата.
– Груня! Назад! – крикнул стожар.
Груня опять остановился. Он явно страдал, пытаясь выбрать из двух одного. Тело его растягивалось как резиновая игрушка. Он словно пытался разделиться. И опять сделал шаг к Большому Груну. Точно маленькая собачка бежала к большой, приседая и повиливая хвостиком.
