Рут открыла дверь кладовой. Тринадцатилетней девочки там не оказалось.
– Не знаю! – На самом деле она кричала. Рут тоже была в ярости. – Я не знаю, что мы будем делать, не спрашивайте меня, будто у меня есть ответы, которых нет у вас. Я не знаю, что мы будем делать.
– Я просто хочу знать, что произойдет. Какой у нас план. Я хочу знать, что мы найдем моего ребенка и все втроем сядем в вашу охерительно дорогую машину, и поедем в больницу, и врач скажет мне, что мой ребенок в порядке, что у нас все в порядке и что все мы можем вернуться домой.
– Я знаю. Но что, если это невозможно?
– Я просто хочу свалить отсюда на хер, и от вас, и от всего, что тут происходит… – Аманда ее ненавидела.
– Это происходит со всеми нами! – Рут была в ярости.
– Я знаю, что это происходит со всеми нами!
– Вам ведь плевать, да, что я здесь, а моя дочь в Массачусетсе… – Она почти ощущала призрачные объятия, четыре любимых ручки ее внуков.
– Мне не плевать, я просто не знаю, что мне делать с этим. Моя дочь… Я не знаю, где моя дочь!
– Перестаньте на меня кричать. – Рут села у кухонного острова. Рут посмотрела на стеклянный шар подвесного светильника, тот, который разбился, когда самолеты – она не знала, что это были самолеты, – пролетели у них над головами. Почему эта женщина не понимала, что какими бы невезучими они ни были, им все же повезло? Рут хотела спать в своей собственной постели. Но она хотела, чтобы эти люди остались.
– Простите. – Она правда извинялась? Это не имело значения. – Роуз! – Аманда посмотрела на женщину и поняла. Они не могли оставить этот дом. Не могли вернуться в Бруклин. Они могли бы навестить доктора и, может быть, остановиться в магазине, вернуться сюда, спрятаться и ждать того, что случится, чем бы это ни оказалось. Эта женщина вовсе не была им чужой: она была их спасением. – Простите меня. Я просто хочу найти свою дочь.
– Я тоже хочу найти свою дочь. – Рут слышала голос Майи, сладкое напоминание о ее детстве. Рут не могла примириться с тем, что требовалось. Она хотела знать, что ее ребенок и внуки в безопасности, но, конечно, Рут никогда этого не узнает. Ты никогда этого не знаешь. Ты требуешь ответов, но вселенная тебе в них отказывает. Комфорт и безопасность были всего лишь иллюзией. Деньги ничего не значили. Единственное, что хоть что-то значило, это они – люди, в одном месте, вместе. Это все, что им осталось.
– Роуз! – Аманда не села, потому что не могла. Она пошла обратно через гостиную в спальню, принадлежавшую Арчи, через ванную комнату, где ванна уже опустела. В спальню, принадлежавшую Роуз. Аманда опустилась на колени и посмотрела под кроватью, где не было ничего, даже пыли. Она вернулась в ванную, заткнула слив как следует и начала наполнять ванну водой.
Она вышла в гостиную.
– Простите. Простите, что я кричала. Простите, я ужасно себя вела. Я хочу вернуть свою дочь. Не знаю, почему я накричала на вас. Я знаю, вы понимаете, но я хочу свою дочь. Она же была здесь. Я не понимаю, что происходит. – Она хотела обнять Рут, но не могла.
Рут ее понимала. Все понимали. Это было то, чего все хотели, – быть в безопасности. И это не удалось ни одному из них. Рут встала. Значит, она будет искать девочку или ее труп, если она мертва. Она сделает то, что требовалось, она сделает это по-человечески.
Аманда распахнула дверь на заднее крыльцо и посмотрела на бассейн. Выкрикнула имя дочери лесу. Деревья немного пошевелились на ветру, но это было единственное, что произошло.
39
ЭТО ДАЖЕ НЕ ВЫГЛЯДЕЛО КАК СЪЕЗД, НО В ПРОЛЕСКЕ ДОРОГА РАСШИРИЛАСЬ, А ПОТОМ НАЧАЛСЯ АСФАЛЬТ. Издалека газон выглядел ухоженным, но на самом деле он был диким, буйным. Зелень была такой ослепительной, что казалось, была делом рук человека. Еще был забор, и был дом: колониальный, эрзац-эхо исконного американского идеала, с семью спальнями, джакузи, гранитными столешницами, системой кондиционирования.
Джордж увидел серебристый «Рейнджровер» и успокоился. Дэнни у себя в резиденции. Они поступили правильно. Он только начал говорить: «Пойдемте», но нужда Клэя была даже сильнее его нужды, поэтому он уже вышел из машины.
– Арчи. Оставайся там. Лежи.
Мальчик взглянул на старшего мужчину. Он видел, что небо стало еще более синим, что это будет идеальный день для обеда на улице, хотя он не был уверен, что сможет есть своим беззубым ртом.
– Ладно. Я подожду.
Гладкая входная дверь веселого желтого цвета – этот оттенок Карен, жена Дэнни, увидела в каком-то журнале. Д. Х. позвонил. А затем почти постучал, но велел себе быть терпеливее. Заявляться сюда как какой-нибудь псих – это не дело. Мир, возможно, сошел с ума, но они – нет.
Дэнни и Карен провели ночь так же беспокойно, как и все остальные. Семейная кровать, четырехлетняя Эмма между ними, в то время как над головой затихал шум. Карен была почти в кататоническом состоянии, думая о своем сыне, Генри, что остался дома в Роквилл-центре с отцом. Телефоны не работали, а мальчик был сильно привязан к матери, и она знала, они оба знали, что он, наверное, все равно звал ее и не получал ответа.
Посадит ли отец его в машину и повезет ли домой? Силой мысли Карен пыталась передать ему эту идею, но одним из их непримиримых разногласий была его неспособность понять, чего она хотела. Дэнни на кухне оценивал их запасы и был раздражен тем, что его прервали. Это было очевидно, когда он открыл дверь.
– Джордж, – сказал он с узнаванием, но без тепла. Дэнни был очень красив. Это всегда было первым впечатлением, которое он производил. Регулярное пребывание на солнце позолотило его кожу. Генетическая предрасположенность добавила седины в его каштановые волосы. Ноги были расставлены на ширину плеч, осанка уверенная – он знал, что красив, и поэтому так стоял. Он предлагал себя миру, и мир был ему благодарен. Дэнни был удивлен, но при этом не особо.
– Дэнни. – Д. Х. не планировал, что будет дальше. Но было некоторое облегчение в том, чтобы просто видеть другого человека. Казалось, это было так давно: вечерний концерт, рукопожатия и похвалы исполнителям. Вид мужчины напомнил Дэнни о работе. Дело было простое: натягивать улыбку, успокаивать людей, отдавать приказы, получать чек. Это не имело ничего общего с его реальной жизнью: с женщиной наверху, что читает книгу о драконах испуганной, но равнодушной малышке. Как только он увидел новостное оповещение, Дэнни поехал за припасами, за новостями. Он вернулся домой с продуктами, но больше ни с чем.
– Вот сюрприз.
Д. Х. осознал, что просчитался. Он правильно истолковал позу Дэнни. Он должен был знать: то, что он всегда думал про людей, было правдой – социальное устройство позволяло большинству из них поверить в то, что они не социальные животные.
– Извини, что вот так беспокою тебя дома.
Дэнни перевел взгляд с Джорджа на незнакомца рядом с ним. Ему когда-нибудь нравился Джордж? Не особо. Это не имело значения: дело было не в этом. Ничего такого. Он и Обаму тоже не любил. Это было связано лишь с самой идеей, с приветственным стуком кулаками, с веселостью. Все это оскорбляло его, все это было издевательство над миром, каким он его видел.
