Я влетела в приемное отделение, споткнулась о каталку, чуть не рухнула на парня с перебинтованной рукой и получила лопаткой по ноге от заплаканного малыша в очереди.
Кажется, я не туда сунулась. Где мои мозги? Я всегда посмеивалась над реакцией людей в фильмах на критические ситуации, они словно резко глупели. Это вызывало ухмылку и мысли: со мной такого точно не случится. Это не мой случай.
Окошко справочной информации нашлось в этом же здании при помощи одной милой женщины-санитарки.
– Люсь, подскажи девочке, где ее паренек, а то сейчас рухнет же. Откачивать придется.
– Как зовут больного? Дата рождения? – взглянули на меня холодно из окошка.
Я выдохнула и четко произнесла имя. А вот с датой рождения возникла неловкая заминка, за что я получила укоризненный взгляд.
– Эх, молодежь. Еще скажи, что фамилию не знаешь.
– Погоди, а может, это тот самый, которого недавно привезли по частям? – чуть не залезла с локтями в окно санитарка. – Ярослав же.
Я схватилась за край окошка, чтобы не рухнуть. Он Астахов, я запомнила его фамилию, когда ректор говорил, что его семья – основные спонсоры ЭСА. Но сейчас язык вообще отказывался слушаться.
– По частям? Что случилось?
– Авария случилась.
И с ним?
Я пошатнулась. По всей коже словно ледяные пауки поползли.
– Где? – только и смогла спросить я.
– Одиннадцатый корпус тебе нужен. Седьмой этаж, пятая палата. Но тебя могут не пустить сейчас, время для посещений с шестнадцати до восемнадцати тридцати.
Но меня уже как ветром сдуло. Я бежала в поисках одиннадцатого корпуса, а перед глазами плясали деревья. Когда, наконец, я его нашла, то влетела в дверь, которую как раз открыл ординатор с пачкой сигарет в руках.
– Куда, девушка? – окликнул он, но я уже была внутри.
В глаза бросилась лестница, и я поскакала по ней, вслух считая этажи. На пятом я подумала, что можно было бы найти лифт, но уже было поздно. Дыша шумно и глубоко, держась за правый бок, я остановилась перед дверью отделения травматологии. Огромная табличка покачивается или у меня в глазах все кружится?
Я надавила на дверь и вылетела в узкий коридор. Мимо на костылях лихо проскочила в туалет бабушка. Напротив через открытую дверь палаты было видно, как больные лежали на специальных растяжках, а все койки были оборудованы штангами и ручками для подтягивания, чтобы пациенты могли сесть.
Где пятая палата? Где же? Будто запрятали.
Вот она! Как раз у поста медсестры. Наверное, ему очень плохо, раз за ним нужен постоянный надсмотр!
Девушка в белоснежном костюме со строгим взглядом повернулась ко мне, открыла рот, но я уже была в палате. Он лежал перебинтованный весь с ног до головы, даже лицо, оставались открытыми только дырочки для глаз, носа и рта. Белый гипс, белая простыня, белые стены. Приборы, что подключены к нему, тоже белые и с зеленой ниткой диаграммы. Четыре капельницы висели наготове, одну из них вливали в бедняжечку.
Я кинулась к нему с криком чайки, заливаясь слезами. Шлепнулась на пол у кровати на колени, боясь притронуться и причинить боль, сжала простыню до скрипа.
– Ярослав… Ярик… Ярый… Прости! Это все из-за меня! Зачем? Зачем ты пошел к своему отцу? Он же больной, ты же знаешь, сам говорил. Зачем? Как ты теперь? Что с тобой!
Я рыдала. Рыдала белугой, боясь, что жизнь парня висит на волоске, потому что он решил отомстить за меня. Решил разобраться со своим отцом, а в итоге теперь больше похож на египетскую мумию.
– Ярик… – Я взяла его за руку.
Чувствовала, что за спиной стоит та медсестра, но мне было все равно. Она меня отсюда не вытащит.
– Ярик. Я тут. Тут… – Я гладила его легонечко поверх гипса.
Закрытые глаза стали медленно открываться.
– Крис? – раздался голос Ярого, но почему-то бодро-возмущенный и позади. Сильно позади. Из палаты напротив.
Медсестра, что замерла у выхода, ошалело перевела взгляд на палату по другую сторону коридора.
– Кажется, вы Ярославом ошиблись.
Глава 17
Я сделала шаг в сторону выхода, а мумия замычала.
– Прости, кажется, я обозналась.
Я сделала еще шаг, мумия замычала еще громче и возмущенней.
Может, все-таки не обозналась?
– Крис!
Нет, это определенно голос Ярого, и он доносится не из забинтованного с головы до ног пациента.
– Крис! – раздалось совсем рядом, и проем почти полностью перегородила фигура Ярослава с капельницей на стойке.
Румяный – то ли от лекарств, что вливались по вене, то ли от негодования, – он смотрел на меня так, будто поймал на измене. Рука подвязана к шее, ноги целы, голова тоже. Счастье-то какое! Почти цел!
Я преодолела пару метров с такой скоростью, что у медсестры слетел бейджик. Обняла Ярослава и прижалась щекой к его груди.
– Ты в порядке?
Запоздало подумала, что у него могут быть переломаны ребра, и отпрянула.
– Больше нигде не ранен, кроме руки? Где еще пострадал?
Ярослав посмотрел на мумию как на конкурента, а потом на меня. Взгляд его смягчился, он указал пальцем на грудь.
– Тут болит.
– Все-таки сломаны ребра! А я тебя так сжала.
– Да цел ваш ненаглядный! Рука только, – закатила глаза молодая медсестра, подняла бейдж и примагнитила на грудь.
– Но он на грудь показывает. Что с ним?
– Червяк у него там, – не мешкая сказала она, и глаза Ярослава широко распахнулись.
– Что за червяк?
Такое бывает? Паразит? Инфекция? Тогда почему он лежит в травме? Потом переведут?
– Зеленый такой, уксус выделяет. Ревностью зовут. Забирай его в палату, а то испепелит тезку взглядом. Путаница с этими редкими именами, никто фамилию не проверяет. Вечно так.
Я посмотрела на Ярослава снизу вверх и схватилась за стойку с капельницей.
– Покажешь палату?
Но стоило двери в палату закрыться, как он забрал у меня стойку и изменился в лице. Стал отводить взгляд.
– Зачем пришла?
– Тебя так отец?
– Тебе нельзя здесь быть. Уходи.
– Ты вызвал полицию?
– Они недавно ушли. Все задокументировано. – Ярый сел на кровать и посмотрел на меня исподлобья. Видимо, хотел строго, но получился взгляд побитой собаки.
Я подошла и обняла его голову.
– Не гони меня. Я очень сильно за тебя переживала. Так испугалась, что думать не могла.
