Бетти расплылась в улыбке. Джо улыбнулась ей в ответ. Сестры одновременно воскликнули:
– Эй, а помнишь?..
Они рассмеялись, и Джо хотела сказать: «Ты первая», как вдруг на порог вышла Сара, едва передвигая ноги, словно каждый шаг причинял ей невыносимую боль. При солнечном свете стало заметно, как сильно она похудела, как сгорбились ее плечи. Хуже того, мать не «надела лицо», как делала всегда, даже если всего лишь выходила на крыльцо за газетой Free Press. Щеки ее побледнели, глаза запали и остекленели.
По позвоночнику Джо пробежал холодок. Она посмотрела на сестру и поняла, что Бетти тоже заметила эти перемены.
– Девочки, – объявила их мать, – у меня для вас новость.
Бетти
Сара оставила им письмо в верхнем ящике комода, в стандартном конверте, на котором написала имена обеих дочерей. Бетти с Джо разбирали материны вещи. Джо взяла на себя платяной шкаф, Бетти – комод, поэтому письмо нашла она.
– Читать будем сейчас? – спросила Бетти.
Джо закусила губу, размышляя.
– Вечером, – решила она, – когда закончится шива.
После обеда дом заполнился, как и два дня назад, сослуживцами Сары из Hadson’s, ее подругами по синагоге, соседями. Десятки женщин твердили одно и то же: «Девочки, ваша мама так вас любила!» Бетти с Джо обменивались недоуменными взглядами, стоило Мардж из Better Dresses или Кэрол из синагоги сообщить им, как Сара нахваливала бизнес Бетти или детей Джо. «Она очень вас любила. Говорила о вас постоянно, так вами гордилась!»
После того как раввин провел миньян для чтения Каддиша и дом опустел, Джо нашла бутылку шнапса, вероятно, оставшуюся после отцовской шивы. Дэйв с Гарольдом увезли девочек обратно в отель, а Джо с Бетти вынесли письмо и выпивку на задний двор, где Сара поставила под вишней кованый столик с четырьмя крошечными колченогими стульями. Джо с Бетти втиснулись на них с трудом. Джо открыла письмо, написанное синими чернилами на тетрадных листах в линейку твердым материным почерком с наклоном влево, с ее обычными сокращениями, заглавными буквами посреди предложения и другими отклонениями в использовании пунктуации. Они прочли письмо и узнали, что секреты были не только у них от матери, но и у нее от них.
«Врачи нашли Опухоль у меня в животе полгода назад», – начиналось письмо. Никаких там «Дорогая Джозетта и Элизабет», ни «Джо и Бетти», ни «Дорогие мои дочери» или «Это мое предсмертное заявление».
– Умела же она переходить к самой сути, – заметила Джо.
«Прошла один курс химиотерапии и чувствовала себя паршиво».
– Ей делали химию? И она ничего нам не сказала?! – У Бетти защипало глаза. Что бы она ни чувствовала к матери, какие бы обиды ни таила, при мысли о том, что Сара прошла курс лечения в одиночку, Бетти едва не расплакалась.
– Такая уж она была, – безжизненным голосом проговорила Джо. – Даже если бы мы узнали о ее болезни, мама все равно предпочла бы остаться одна.
Бетти продолжила читать. «Я знаю, вы разозлитесь, что я вам не сказала, только я человек замкнутый и не хочу обременять вас своими бедами. Джо, у тебя есть муж и девочки, а у тебя, Бетти, твой ”большой бизнес”».
Хотя обе сестры заметили, что Сара не упомянула мужа Бетти, они промолчали. Сара сильно присмирела после того, как Бетти с Гарольдом скромно поженились в ратуше Атланты. «Я рада, что ты наконец остепенилась», – сказала мать, но Бетти знала, что дочь, которая замужем за неевреем и чернокожим, вовсе не входила в ее планы. И все же она послала свадебный подарок – набор хрустальных бокалов из Hadson’s, принимала по праздникам семью Гарольда и навестила их в Атланте. Мать так и не привыкла к Гарольду, однако Бетти понимала, что она старается изо всех сил.
«Я сказала моим докторам “с меня хватит”. Они дали лекарство от боли. Я почти не мучилась. Простите».
В этом месте был пробел, словно Сара остановилась, пытаясь собраться с мыслями и понять, за что извиняется и что еще хочет сказать.
«…за любые неприятности, которые я вам доставила. В банковской ячейке лежит завещание, ключ – в ящике тумбочки. Фредди Бэраш – Адвокат. Оставляю $ Внукам, Бетти – Украшения и Сувениры, кроме пары вещиц подругам».
– Да уж, – пробормотала Джо, искоса взглянув на сестру, – вполне предсказуемо.
«Будьте добры друг к другу, – написала Сара под конец, – с любовью, Мама».
Джо сложила письмо и убрала в конверт. Сестры помолчали и одновременно воскликнули: «Прости меня!» Бетти засмеялась, потом всхлипнула, шмыгнула носом и посмотрела на сестру.
– За что ты извиняешься?
– За то, что меня не было рядом, когда ты во мне нуждалась, – сказала Джо. – За то, что меня не было рядом, когда ты попала в беду.
Бетти вытерла пыль с бутылки, открутила крышечку и сделала глоток шнапса. Девять лет назад она отдала бы все что угодно ради этих слов, ради того, чтобы Джо взяла на себя ответственность за то, что случилось с Бетти. Теперь, после работы с психотерапевтом и разговоров с Гарольдом, она смотрела на вещи иначе. «Вы же были детьми, – сказал ей Гарольд глубоким, звучным голосом, который даже фразе о том, что у них кончились бумажные полотенца, придавал сакральный смысл. – Точнее, подростками! Разумеется, голова у Джо была занята своими делами. Такова природа зверя. А твоя мама, вероятно, просто пыталась удержаться на плаву». Психотерапевт Бетти, Эллисон Шумейкер, нежным мелодичным голосом убедила ее принять самое логичное объяснение. «Возможно, она действительно не замечала, что происходит. А когда узнала, то поступила как надо. Сестра попыталась вас защитить. Дала вам понять, что ей не все равно».
– Все в порядке, – кивнула Бетти. – Ты не сделала ничего плохого.
– Я могла бы сделать больше!
– Возможно, – согласилась Бетти. – Только для этого тебе нужно было знать, что происходит, а ты не знала.
– Если бы я проводила больше времени с тобой, то заметила бы.
Линетт Боббек, подростковое увлечение Джо, тоже пришла на шиву. Со школы она набрала сорок фунтов и выкрасила волосы в неимоверно вульгарный оттенок блонд. Как ни трудно в это поверить, ее старший сын учился на втором курсе Мичиганского университета.
Бетти отпила еще шнапса и поморщилась.
– Фу, что за гадость? Зубной эликсир, который делают в аду?
– Всего лишь корица. – Джо протянула руку, пошевелив пальцами, и Бетти передала ей бутылку. Джо отпила, скривилась, хватанула воздух ртом и охнула.
– Знаю. – Бетти посмотрела в темное небо, на котором из смога едва проступали звезды. – Ты будешь скучать по маме? Тебе ведь от нее здорово доставалось.
Джо снова выпила, закашлялась и передала бутылку Бетти.
– Нам обеим от нее доставалось.
