– Ничего подобного, – возразил Кори, но поскольку рот у него был набит, вышло «нихивоходобново».
– Современный мир полностью открыт, – продолжал рекрутер. – Меняется прямо на наших глазах. Вот посмотрите на описание нашей фирмы – да по сути, и любой фирмы: золотое время для вас. Я вам, на самом деле, завидую, Кори. Так здорово, когда открыто столько путей.
Что, интересно, они конкретно имели в виду под «вам»? Все открыто, потому что он – миллениал? Или его снова валят в одну кучу с меньшинствами из-за его фамилии? На первом курсе кто-то подсунул ему под дверь листовку – приглашали на встречу одной из университетских организаций студентов-латиноамериканцев. «Будем есть чалупа
[12]», – гласила она.
В освещенном свечами уголке ресторана сотрудник и сотрудница «Армитейдж и Рист» обхаживали Кори Пинто точно двое любовников, предлагавших ему групповуху. А Кори ел соленую лососину на хрустких кругляшах черного хлеба, каре ягненка, а потом – крем-брюле, запеченное в горшочке, с поджаристой твердой корочкой: когда протыкаешь ее кончиком ложки, ощущение такое же приятное, как когда расчищаешь участок, чтобы построить дом своей мечты. Рекрутеры за ужином не скупились на похвалы, но массу подробностей оставили за рамками. У фирмы есть отделения в Нью-Йорке, Лондоне, Франкфурте и в Маниле, но Кори подчеркнул, что его устраивает только Нью-Йорк.
– Мы вас услышали, – сказала рекрутерша.
Вернувшись после ужина к себе в общежитие, с легкой отрыжкой с привкусом рыбы и горчицы, Кори позвонил по Скайпу Грир в Райланд.
– Представь себе, они меня подловили.
– Неужто?
– Ага. Затолкали в меня кучу мяса, вот и сработало. Тебе бы совсем не понравилось, что я сегодня съел. Собственно, тебя бы от всего этого вечера тошнило. Но, должен признать, меня проняло. В смысле, это же просто бред, когда какие-то посторонние люди из «фирмы» – само слово звучит как-то странно – цацкаются с тобой, будто ты что-то из себя представляешь. Капитализм собственной персоной пришел подцепить меня на крючок – он думает, у меня есть, что ему предложить! Всего на годик, максимум два, но вот что, Грир: если ты не возражаешь, я, пожалуй, попробую.
– Ты говоришь так, будто ввязываешься во что-то опасное.
– Везде есть свой риск.
– И какой риск в этом?
– Ну, я превращусь в козла-консультанта, а из тебя выйдет что-то полезное.
– Не понимаю, зачем ты это говоришь, – возразила Грир. – Я пока и работу-то не нашла.
– Найдешь.
– Есть у меня в мыслях одно интересное место, – сказала она с неожиданным лукавством.
– Рассказывай.
– Нет. Пока рано. Скорее всего, ничего не выйдет, нужно сперва разобраться. Но в любом случае, – добавила она, глядя прямо в камеру, – даже если ты станешь козлом, а я стану этакой ханжой, мы будем ими становиться, видя друг друга и ради друг друга. Наконец-то. А это уже чего-то да стоит, верно?
Он не сразу ответил. Она смотрела на него пристально, и он мог поклясться, что она знает всё про все его поступки, и хорошие, и постыдные. На миг ему почти захотелось, чтобы связь прервалась – как оно порой бывает в самый ответственный момент. Но связь не подкачала, а Грир только улыбнулась ему и прижала палец к экрану – видимо, в том месте, где находились его губы.
Часть вторая
Два космических корабля
Глава четвертая
Она села в автобус, дав себе слово не спать и всю дорогу держать спину прямо, чтобы не задремать и не помять одежду или лицо и не выглядеть потом так, как, по ее представлениям, выглядели ее родители в том школьном автобусе, до ее рождения. А ей сейчас нужно было казаться опрятной и ответственной, как человек, которого стоит взять на работу в этот скромный феминистский журнальчик, лучшие годы которого давно позади. Как человек, который достоин работать под началом Фейт Фрэнк.
Про то, что у нее назначено это интервью, Грир не сказала почти никому, да и среди знавших не все были в курсе, что на самом деле «Блумер» ей не слишком нравится. Начал он свое существование как задиристый и занятный журнальчик, но за почти сорок лет размяк, ему трудно было выдерживать конкуренцию с блогами вроде «Фем-фаталь», которые ушли от личных тем и в радикальном тоне критиковали расизм, сексизм, капитализм и гомофобию. В «Фем-фаталь» недавно появилась карикатура: Амелия Блумер в изобретенном ею костюме-блумере, на нем надпись: «Журнал „Блумер“», а сверху в пузыре: «Пойду еще повоспитываю белых гетеросексуальных теток из среднего класса». Сотрудники «Фем-фаталь» были молоды, в своей редакции, расположенной в Сиэтле на территории бывшей кондитерской фабрики, они писали про самые разные вещи, которые были им близки: права квир-людей, права трансгендеров, репродуктивное равенство. «Блумер» тоже старался, как мог, но если редакционные статьи были достаточно разнообразны, и вообще разнообразие часто оказывалось на повестке дня, было в общей его тональности нечто официозное, слегка отпугивающее. Он не совершил грациозного скачка вперед. Даже вебсайт у него был довольно отсталый и скучный.
Нынешняя редакция «Блумера» находилась в маленьком офисном центре в дальней части Западных Тридцатых улиц. Шагая по узкому вестибюлю, Грир слышала подвывание бормашины за дверями кабинета с табличкой «Доктор Л. Рагни». На другом конце вестибюля она нажала звонок на дверях «Блумера», но никто не ответил, и она решила ждать. Потом покашляла – вдруг сработает, потом увидела, как к доктору Л. Рагни позвонил посетитель – его мигом впустили. В Нью-Йорке стоял солнечный весенний рабочий день, но в «Блумере» по неведомой причине никто не отвечал.
Грир нажала на ручку – дверь была заперта. Потом постучала – все равно никого. Она растерялась, но это отсутствие отклика сказало ей, помимо прочего, как сильно ей хочется здесь работать, и если ее не возьмут, будет очень обидно. Тогда, в сероватом свете дамского туалета три с половиной года назад, Фейт Фрэнк предложила ей нечто необычное, именно поэтому Грир продолжала стоять и стучать в дверь в длинном вестибюле, среди зубных кабинетов, страховых контор и стартапов. Она знала: за дверями «Блумера» кто-то есть, слышала, как там ходят, разговаривают. Так слышишь шуршание мышей за стеной, но при этом не можешь до них добраться.
В прошлую среду Грир, нервничая, набрала номер с визитки Фейт Фрэнк – карточка все годы учебы пролежала в отдельном кармашке ее кошелька. Она несколько раз выбрасывала из кошелька все лишнее – в моменты непроходимой скуки – но эта визитка всякий раз выживала. Увидев ее, Грир неизменно вспоминала тот вечер, когда ей ее вручили, и испытывала какое-то будоражащее волнение.
В последние недели Грир рассылала свое резюме в разные некоммерческие организации, но в результате ее пригласили лишь на одно собеседование в организацию, которая отправляла в африканские страны пищевую добавку, способную спасти жизнь. Собеседование устроили по Скайпу, прошло оно скверно. Грир мало знала про такого рода работу, а педиатра, который проводил интервью, все время отвлекали – Грир оставалась скованно сидеть перед пустым экраном по несколько минут, разглядывая плакат на стене: умирающий ребенок на руках у матери.
